«А жаль, что фокус рацией не совсем удался, — думал механик, лежа в юрте после сытного обеда и предаваясь философским размышлениям о причинах тишины в монгольском лагере, — Руководство не поверило. Хотя, простые солдаты прониклись. Да что с них взять. Они, конечно, смелые ребята, но чтоб так верить во всякую нечисть… Суеверия они и в Африке суеверия. Живучая штука. А тем более в тринадцатом веке. Ни тебе самолетов еще, ни космических кораблей. Да и в мое время во всяких мертвецов еще верят, что из могил вылезают, лишь только стемнеет. Нет, бытовые страхи, похоже, неистребимы».
Что будет, если вдруг раскроется обман общества, и со слов своих полководцев свирепые монгольские воины узнают, что он никакой не Кара-чулмус, а простой российский механик на испытательном сроке, заброшенный в неведомую глушь времен, Забубенный старался не думать. Сначала надо подлечиться в местном санатории, — еда, сон, свежий воздух и хорошая погода сделают свое дело. Хотя, скорее всего воины этого никогда не узнают, — вряд ли полководцы признаются, что так напарили своих солдат. Для повышения боевого духа они это сделали или, еще какие политические цели преследуют, Забубенный был не в курсе, — монголы не так просты, как кажутся. Но, в любом случае, его пока оставили в живых. Значит, время на размышления о будущем еще есть. С этой счастливой мыслью Григорий заснул и проспал весь остаток дня и всю ночь.
На утро у Забубенного открылись чакры. То ли удар по голове сказался, то ли за прошедшее время он так хорошо отдохнул и прочистился, но иначе механик не смог себе объяснить внезапно возникшее решение немедленно заняться изучением монгольского языка.
Начал он с того, что вызвал Плоскиню, и до обеда пытал его на предмет основных правил языка кочевников и как что среди них называется. Плоскиня несколько удивился желанию степняка-вампира, но перечить не стал. Прежде всего, Забубенный усвоил, как звучат по-монгольски самые главные слова: лошадь, седло, скакать, доспехи, копье, лук, колчан и стрелы. Оказалось, звучит довольно смешно и громко. Построил несколько предложений и попрактиковался на вожде бродников. Тот подтвердил, что произношение у Кара-чулмуса идеальное, но Забубенный ему не поверил. Чего только не скажешь, когда жить хочется.
До вечера Григорий выучил еще добрых пятьдесят слов и словосочетаний, среди которых было: есть, пить, спать, летать как птица, ходить на охоту, воевать, делать оружие, чистить доспехи и бороться. Причем, как объяснил любопытному до чужой культуры вампиру Плоскиня, слово «бороться» монголы понимали не как биться с врагом на войне, а только в узком смысле, — борьба, как развлечение. То есть состязание в стиле вольной борьбы или борьбы Сумо. Ну, или каратэ, как перевел для себя Забубенный, расширив смысл этого слова. Поскольку монголы приходили в восторг от борьбы, то постоянно устраивали турниры для забавы. Ведь они почти все были багатуры в силу своего образа жизни, то есть богатыри, как потом влилось это слово в русский язык. А когда сила есть, то ума, соответственно, уже не надо. Их хлебом не корми, — дай побороться. Все это объяснил Григорию по неволе словоохотливый Плоскиня.
Кара-чулмус оказался на редкость талантливым учеником и схватывал все на лету. Григорий не стал распространяться, что, несмотря на сознательно выбранную профессию механика, с детства не равнодушен к языкам. Любовь ко всякой иностранной культуре была для Забубенного чем-то вроде хобби и пришла через любовь к моторам и автомобилям. А та в свою очередь через иностранные журналы. Причем, как и в основной работе, он не любил простых решений. Поэтому скрепя сердце выучил неинтересный английский язык, поскольку на нем все же писали иногда про машины. Современный немецкий и французский, а затем переключился на редкие виды. Освоил сначала суахили, потом японский, следом древне вьетнамский, древненорвежский, реликтовые языки индейцев Полинезии и затерянных Африканских племен, ну и попутно латынь. На всякий случай. Вдруг, повезет с латинцами встретится. А нет, — так можно и с докторами при случае по душам поговорить. Сам не понимая зачем, он также выучил эскимосский фольклор и матерные выражения древних шумеров.
Такой подход к делу привел к тому, что скоро великий механик Григорий Забубенный стал самым известным механиком-полиглотом на своей СТО. К нему часто приходили за лингвистическим советом мастера-мотористы, работавшие над сложным ремонтом по мотору и зашедшие в тупик, для выхода из которого им приходилось осваивать новую техническую литературу, а времени на это не было. Зато был Забубенный, который охотно и безвозмездно подсказывал им, что означает тот или иной иностранный термин.
Приобретенные в качестве хобби знания не пропали даром, а опыт освоения чужих языков в контакте с монголами очень даже пригодился. Забубенный вообще не любил общаться через переводчика. Ведь русская душа требует понимания, а через переводчика по душам не поговоришь.
Ничего этого Плоскиня не знал, перечисляя Кара-чулмусу заплетающимся от страха языком монгольские слова и понятия, одно за другим. Освоив в первый день обучения довольно много слов, нетерпеливый Забубенный решил стразу же попрактиковаться на носителях языка. Ибо, как слышал от своих учителей, для изучения языка нет ничего лучше, чем погрузится в атмосферу носителей языка. Учишь французский, — езжай во Францию. Осваиваешь японский, — плыви в Японию и тусуйся там многие годы с самураями и каратистами. Только так выучишь язык и поймешь культуру народа.
К счастью за монголами не надо было ехать в Монголию. Они сами сюда приехали. Выйдя под вечер из палатки, и, преодолев в сопровождении вождя бродников метров сто в сторону основного лагеря, Забубенный бесстрашно бросился под копыта скакавшей лошади, пытаясь остановить первого попавшегося на пути монгольского всадника властным движением руки. Сказав при этом по-монгольски:
— Стой, всадник. Куда скачешь?
Всадник, судя по всему, оказался не местный, и Кара-чулмуса, напугавшего его лошадь, которая встала на дыбы, в лицо еще не знал. А потому, успокоив лошадь, тут же попытался вразумить неизвестного, перехватив копье и взметнув его над головой. Еще секунда, и бессмертный степняк-вампир попрощался бы с жизнью.
К счастью, Плоскиня во время сориентировался, крикнув что-то всаднику и указав на Забубенного, трижды произнес короткую фразу, венцом которой было слово «Кара-чулмус». Всадник передумал убивать неизвестного, опустил копье и с удивлением воззрился на него. Осмотрев с ног до головы стоявшего перед ним странно одетого человека, осторожно и вопросительно пробормотал:
— Кара-чулмус?
Забубенный радостно закивал. Первый контакт с носителем языка начинал складываться.
— Кара-чулмус! — подтвердил он, кивнув головой.
Всадник еще немного помолчал, привыкая к странному собеседнику, и вдруг выпалил:
— Я багатур Бури-Боко. Скачу к стрелку Джэбеку. Везу известие. Не убивай.
Забубенный не поверил своим ушам, но все понял. Решив, что на сегодня практики хватит, он старательно проговорил по-монгольски:
— Скакать. Везти. Не буду.
Не поверив своему счастью, багатур Бури-Боко хлестнул лошадь плеткой и ускакал, скрывшись между юрт походного лагеря. А удовлетворенный первым контактом с носителем языка, Григорий отправился обратно к себе и до захода солнца вытянул из Плоскини еще добрую сотню глаголов, существительных и устойчивых идиоматических выражений. Ему понравилось говорить по-монгольски. Прогресс пошел. А на следующее утро у него неожиданно состоялся второй разговор на местном наречии.