— Джунь, ты маг или циркачка балаганная? — «А как правдоподобно сердится, сейчас распекать будет во все корки…» — Тебе тренироваться нужно, а ты там смертельные номера отрабатываешь, а отец что говорит?
— После моих тренировок в беседке… Ну той, красивой, с драконами, помнишь, была такая?
— Что значит — помнишь?! — «А вот теперь по-настоящему забеспокоился». — Что случилось?!!!
— Да ничего особенного. — «Как бы ему так сказать, чтобы не сразу? Или лучше сразу? А, ладно, скажу…» — Ну… в общем… потеря контроля над огненным шаром. Вот. Там еще рядом куст розовый был, его Корнелиус любил очень…
— Так куст тоже… БЫЛ?..
— Ну да, я ж тебе не говорила, я научилась узконаправленную струю пламени вызывать, назвала клинок Белое Пламя. Он действительно похож на клинок и режет все подряд, даже сталь, даже магически защищенную…
— Та-а-ак. Чего я еще не знаю? — «Прям отчаяние в голосе. Надо успокоить».
— Да нет, со сталью мы как раз таки с твоим отцом вместе экспериментировали. Все получается, только концентрация воли должна быть полная, ни о чем постороннем думать нельзя… и ни о ком… постороннем…
— О ком это ты там задумываешься? А, погоди, давай об этом потом. Ты об этом хотела поговорить? — «Догадливый, понимает, что по пустякам не стала бы беспокоить…»
— Анна рвется в лабораторию. Требует ключ со страшной силой, даже магическими атаками не брезгует. Так вот. На повестке дня два вопроса — ключ давать или не давать, и второй — а как от этой кикиморы защищаться-то?
— А то ты не умеешь?
— Я пока умею только убивать и калечить. А хотелось бы просто угомонить, если вразумить не получается.
— Беда. Вразумить не получится. Девка-то она на редкость упертая. Если только напугать, что лицо испортишь… На какое-то время утихнет. Но будет план мести обдумывать. Так что панацеи нет. Если еще будет покушаться — иди к отцу. Ты ему дороже, чем Анна. Если что, выбор будет в твою пользу.
— Да неохота из-за бабских дрязг скандал раздувать… Ладно, разберусь как-нибудь…
— Не грусти, Огневушка, я постараюсь заскочить на пару часиков телепортом, что-нибудь придумаем. Я сейчас у Корбина, давай попозже свяжемся, идет? А то он мне сейчас затылок просверлит. Глазами. — «Так вот кто там на заднем плане мелькает! Блин, он все слышал, теперь еще больше издеваться будет…»
— Все, Прим, пока, его светлости большой привет, не буду беспокоить! — «Срочно, срочно отключиться! В халате, в полотенце на башке! Там же видно все! Поднебесные веники, ну почему я каждый раз позорюсь-то перед ним?! Ну почему я не дворянка — красивая, холеная, образованная и уверенная в себе? Угораздило меня таким недоразумением родиться».
Джурайя понуро подошла к большому зеркалу на стене и сняла халат. «М-да… Безрадостная картина… — размышляла Джурайя. — И где, я вас спрашиваю, пышность форм, соблазнительность очертаний, грациозность движений?! В приличное декольте выставить нечего. Так, одно расстройство. Но здесь есть надежда, что все же вырастет, а ниже? И вильнуть-то как следует нечем. Только и годится, что об седло греметь…» За этим интересным занятием ее и застала Элька, как всегда впопыхах между делами.
— Совсем наша девочка выросла, вот уже и интересуется, чем она от мальчиков отличается!
— Да фактически ничем… — грустно ответила Джурайя, натягивая штаны.
— Ну, одно отличие точно есть. Вернее, его нет. Вернее его отсутствие и создает отличие… Ч-черт, запутала ты меня. Что случилось-то?
— Да ничего не случилось… И не случится уже. Я-то себя знаю. Эль, ну что тебе стоит? Пара слов — и я думать забыла про всякие глупости. Ну посмотри на меня — и представь рядом со мной ЕГО. Ну как, красота?!
— А что тебя расстраивает? Хрупкая красавица и мужественный лорд — это всегда здорово смотрится.
— Ты опять все перепутала — не хрупкая красавица, а тощее недоразумение. Ты ведь, наверное, тоже наслушалась, какие у него крали были?
Похождения мага и Седьмого Паладдина ордена Неприкасаемых прочно вошли в историю Соединенных Королевств. Еще не было ни одного случая, когда господин граф хотел и не получил желаемого. В числе его побед были все первые красавицы Багванны и парочки окрестных государств, где отметился огнем и мечом Корбин де'Карри со своим воинством. Женщины всех сословий с радостью соглашались на все условия красавца-завоевателя и сдавали свои крепости без боя. И ни одна из них не могла похвастаться, что у нее были серьезные отношения с графом. Он был коллекционером, который, узнав об очередном раритете, с пылом и с жаром гоняется за ним по всему свету, а добыв, кладет в шкатулочку и отправляет пылиться в шкафу, начисто потеряв к нему интерес. По описанию все, кем интересовался Корбин, были либо феи, либо пэри, прекрасные и невыразимо соблазнительные, которых вожделели все без исключения половозрелые особи мужского пола, находящиеся в зоне поражения. И Джурайя, к женскому полу относя себя с оглядкой, не выдерживала никакой конкуренции в этом параде красоток. Так она Эльке и заявила, на что подруга, как всегда покрутив пальцем у виска, сказала, что в первую очередь ей нужно поправить мозги, а остальные проблемы отпадут сами собой.
За окном уже темнело, и Корнелиус ждал их обеих в кабинете. Это стало уже традицией — за чашечкой ароматного чая обсуждать все, что происходило за день, развлекать друг друга забавными историями и, если потребуется, советоваться по всяким вопросам, начиная от житейских мелочей и заканчивая серьезными вопросами. Настроение Джурайи поднялось само собой при мысли о чаепитии, и девушки почти бегом пустились по лестницам к кабинету Учителя.
Корнелиус сидел в своем кресле, на его лице, как в калейдоскопе, менялись каждую секунду самые разные чувства, от горечи и разочарования до полной растерянности. А у окна, спиной к двери, стояла до боли знакомая с детства фигура…
— Сенсей!!! — с воплем бросилась к нему Джурайя.
Фигура повернулась — это действительно был Цень, с детства знакомый и любимый первый учитель. Такой, каким она последний раз его видела еще до этого нелепого сватовства. Джурайя хотела кинуться к нему с объятиями, но… что-то ее остановило. Что-то незаметное для глаз, ускользающее от внимания, что-то было в нем, что мешало девушке броситься к нему без оглядки…
Корнелиус
«Черт бы подрал этого некроманта… Чтоб ему в инферно подавиться проглоченными душами… Ну почему, почему они тогда прекратили поиски этого хитрожопого игрока в шахматы?! С чего они взяли, что он мертв или лишен сил навечно?!!! Высшие маги такого уровня крайне редко умирают естественной смертью, чаще после того, что предпринял Ковен, они теряют силы. Но кто же знал, что пусть через двести лет, но он восстановится и станет даже более могущественным, чем был прежде… Что за нелепые совпадения двигают его жизнью, будто он действительно был фигурой на доске у этого психа от некромантии…»
Нет, когда Джуня рассказала ему о своем учителе, Корнелиус сразу понял, откуда ноги растут и кто этот таинственный Цень. Но он даже предположить не мог, что она понадобится Гроссмейстеру так скоро… Еще хотя бы год… Всего год, и этой талантливой девочке хватило бы сил, чтобы противостоять ему. Всего год — и миф о добром стареньком учителе был бы развенчан — постепенно, не нанося душевной травмы… Еще год — и дуралей Корбин, скорее всего, понял бы, от какого сокровища он отказывается, и тогда Джуня, его девочка, его дочка, была бы под надежной защитой… А теперь он даже не может запретить ей слушать этого пройдоху, вместо души у которого — шахматная доска, а вместо сердца щелкают костяшки счетов. Равнодушие — вот тот страшный порок, выевший все человеческое в этом теле. У него есть Великая Цель. И по дороге к этой Великой Цели Пуп Земли ни перед чем не остановится. Он пройдет по трупам, будет уничтожать целые государства и не заметит. Что ему жизнь одной-единственной девочки, которую он собирался использовать даже не как помощницу, а как боевой амулет, который рассыплется прахом после того, как из него выжмут всю силу до капли… Корнелиус холодел от ужаса при мысли о том, что некромант, по сути, с рождения воспитывающий девочку, так и не увидел в ней ЧЕЛОВЕКА. Он восемнадцать лет готовил ее на верную смерть. Он внушал ей, что выплески непременно убьют ее, когда нужно было учить ее разумно тратить силу, поддерживая баланс. Он посеял в ней страх перед замужеством, сочинив нелепую сказку о второй инициации во время первой брачной ночи. А ведь если бы она не сбежала тогда, а покорно пошла под венец, она бы действительно взорвалась последним в своей жизни выплеском, просто от страха. И, скорее всего, Корбин был бы уже мертв, а Джуня — вдовой и единственной наследницей. Так планировал Цень. Так он расставил фигуры на свой доске. Так он хотел появиться в жизни девочки второй раз — в качестве опекуна безумной наследницы. А ведь никто бы не сомневался в ее безумии — ведь пережить смерть супруга, да еще такую ужасную, в первую брачную ночь, и остаться в здравом уме просто невозможно. О своих планах Цень подробно и цинично холодно рассказал Корнелиусу сразу после своего прихода…
