«Бип!» – громко и тревожно пискнуло в наушнике интеркома. Макс, повинуясь выработанной за последние дни привычке, рухнул на землю и нажал спуск райфл-гана. В сплошной пыльной завесе приходилось палить наугад, зато импульсы были прекрасно видны, распространяя вокруг ствола светящееся призрачным голубоватым светом наэлектризованное облако. Рядом стрелял кто-то еще, огненная прерывистая трасса с громким шипением резала воздух. Вокруг не было видно решительно ничего: отчаянно вертя головой, Макс замечал, что проецируемый на забрало маркер прицела ненадолго окрашивается красным, когда он смотрит в правильном направлении, но мишень активно двигалась, не позволяя поймать ее в перекрестие, и потому попасть удалось бы разве что случайно. Светло-зеленый индикатор боезапаса внезапно пожелтел, затем моргнул перечеркнутой алой молнией. Выругавшись сквозь зубы, Макс надавил большим пальцем кнопку сброса отработанных батарей и принялся судорожно шарить в подсумке в поисках сменного комплекта. Тем временем обозначающая цель метка моргнула и погасла. Значит, все-таки попали. Вскочив на ноги, Макс бросился вперед и в ту же секунду налетел на выплывшую из пыльного марева громоздкую фигуру Крога. Остро пахнуло чужим потом, Крог злобно зыркнул на него, прежде чем вновь прильнуть к прицелу. Справа и слева выплыли из небытия черные, напоминающие обломки гнилых зубов фрагменты рухнувших стен. Прислонившись к одному из них, Макс опустился на землю и открыл планшет. Окружавшая заданное место на карте отметка теперь приветливо мигала зеленым. Цель достигнута.
– Достаточно, – донесся из интеркома приглушенный голос дрилл-капрала Груды. – Снарягу на склад, построиться возле казармы. Двадцать минут.
Отключив дисплей, Макс устало поднялся на ноги и поплелся искать брошенные где-то в пыли отработанные батареи.
– Не! Страшимся! Воевать! – выпучив от напряжения глаза, проорал Студенец. Футболка на его спине почернела от пота.
– Не! Страшимся! Воевать! – хором подхватил второй учебный взвод.
– Нам! К борьбе! Не привыкать!
– Нам! К борьбе! Не привыкать! – дружно рявкнуло три десятка глоток.
– Если! Поступил! Приказ!
– Если! Поступил! Приказ!
– То! Настал! Наш звездный! Час!
– То! Настал! Наш звездный! Час!
Внутри периметра базы положено перемещаться бегом, при этом что есть мочи выкрикивая дурацкие речевки. Еще одно правило, к которому пришлось привыкать. Вероятно, так бойцам пытались привить командный дух. «Дисциплина и взаимовыручка – вот залог успеха», – любил повторять дрилл-капрал Груда.
Результаты стрельб он оценил как весьма скромные, в связи с чем взвод вынужден был полчаса скакать на месте, подтягивая в прыжке колени к груди, а теперь нарезал круги по плацу бодрой рысцой. Две трети бойцов уже успели основательно взмокнуть, прежде чем Груда решил, наконец, прекратить экзекуцию и отдал подчиненным приказ разойтись.
– Ноги болят, – пожаловался Раймон Лесанж, без сил падая на соседнюю с Максовой койку.
– Поболят и отвалятся, – обнадежил его другой товарищ по совместному проживанию, Адам Ковач. – Кто опять спер мою кружку?
– Вечно ты бросаешь свое барахло где попало, а потом ищешь, – проворчал Лесанж, стягивая с отекших ног ботинки. По комнатке пополз густой непередаваемый аромат.
До ужина оставалось примерно полчаса, и Макс вполне мог потратить это время с пользой, например, отправить родителям короткое видеосообщение. За последние дни он получил от матери целых три послания, в которых та интересовалась, как он живет и чем его кормят. Кормили их как на убой, а распорядок дня был таким, что скучать по дому времени особенно не оставалось. Равно как и думать о Тине, хотя порой Макс мечтал ночами даже об аппетитных округлостях лейтенанта Коберн.
«Пад» хранился в закрытом на кодовый замок ящичке, доступ к которому в свободные часы разрешался без ограничений. Включив экран, Макс развалился поверх заправленного в матрац одеяла. Так и есть: в правом верхнем углу мигал значок нового сообщения.
– Здравствуй, сынок, – раздался из гарнитуры знакомый с детства голос, и в голубоватом свечении «пада» появилась такая родная и ласковая улыбка, – мы тут все ужасно по тебе соскучились…
– Здравствуй, сынок, – прогундел, передразнивая, Ковач, – мы тут все хотим поцеловать твою нежную розовую попку…
Лесанж радостно заржал, и Макс запустил в него подушкой. За все время, пока они жили в одной комнате, Адаму не прислали ни одного письма, наверное, потому, что он был единственным из всего отряда, кто родился и вырос здесь, на Сайноре. Зачем записывать видео, когда можно навестить сына лично? Однако визитов, насколько Макс знал, тоже до сих пор не случалось. Ковач ничего не рассказывал о своей семье и, кажется, совершенно не тяготился тем, что о нем не вспоминают родственники. Он вообще держался независимо, нарочито грубо, и даже казался немного старше своих лет, по крайней мере, Макс втайне завидовал проступавшей на его смуглой коже черной щетине, в то время как сам он даже не пробовал бриться.
– У нас все в порядке, правда, папа немного приболел, но ничего серьезного. Мы очень беспокоимся о тебе, особенно в свете последних событий. Расскажи нам, все ли у тебя хорошо и что там вообще у вас происходит?
– А что там у нас происходит? – заинтересованно бросил Лесанж.
– Сейчас узнаем, – отозвался Макс, переключая «пад» на местный новостной канал. Все равно не дадут нормально досмотреть. Да и вообще, письма из дома – дело интимное, Макс чувствовал себя очень неуютно всякий раз, когда случайным свидетелем маминых сообщений становился кто-то посторонний. К тому же его немного тяготило родительское внимание. Несмотря на то, что он уже взрослый, мама продолжала обращаться к нему как к маленькому ребенку, и Макс ужасно боялся потерять в глазах сослуживцев остатки уважения.
Пролистав появившийся перед глазами список доступных репортажей, Макс ткнул пальцем в один из подходящих заголовков. На экране возникло изображение заполненной народом улицы. Толпа колыхалась, словно зажатый в горном ущелье бурлящий водный поток, гулко хлопнуло, послышались встревоженные крики, над морем людских голов всплыло жидкое облачко дыма. В воздухе замелькали камни.
– В ходе массовых акций протеста, охвативших провинции Биап, Марпилу, Гринфис и Эльмонт, произошли ожесточенные столкновения с полицией, – послышался бархатистый голос автодиктора, с безукоризненными интонациями льющего на слушателей закадровый текст, – на улицы вышли тысячи работников добывающих объединений корпорации «Юнайтед Аэроспейс», требующие немедленных выплат причитающегося им жалованья. Напомним, что из-за внутренних проблем компании платежи были полностью заморожены еще несколько недель назад, в то время как в целом ряде регионов предприятия «Юнайтед Аэроспейс» являются градообразующими. Если положение не улучшится, люди могут попросту остаться без средств к существованию. Руководство «Юнайтед Аэроспейс» воздерживается от комментариев. В то же время в нескольких населенных пунктах ситуация уже близка к критической. Например, в Эльмонте демонстрация сотрудников перерабатывающего завода вылилась в уличные беспорядки, в ходе которых было практически полностью разрушено представительство Международной Космической Ассоциации. Погибло шесть человек.
