— Счастливой вам посадки, — проговорила Тадефи. Анестезия уже начала действовать, и голос у нее был сонный, ленивый.
Пора надевать маску.
— Тади, — хрипло сказала Бой-Баба, наклонившись над капсулой. — Ты спи спокойно. Мы найдем способ тебя вылечить, Тади. Клянусь тебе, — Бой-Баба помедлила. Слова сами пришли в голову. — Клянусь тебе моими нерожденными детьми, — сказала она.
Снулое лицо Тадефи осенила улыбка — она вспомнила шутку.
— Они боятся родиться, потому что ты их съешь! — невнятно пробормотала она и прикрыла глаза.
Бой-Бабу толкнули под руку. Она повернулась. Живых стоял с маской наготове.
— Спокойной ночи, Тади, — сказали они вразнобой, и Бой-Баба накрыла лицо девушки маской. Нажала кнопку. Крышка капсулы медленно поехала, задвигаясь. С глухим чмоком заработала система. Огоньки на приборной панели начали перемигиваться, высвечивая значения работы мозга, сердца, кровяного давления…
Тадефи была в надежных руках автоматов — почти таких же, как и сама Бой-Баба. Она невольно почувствовала гордость за своих механических сородичей.
Бой-Баба уже собралась уходить, а Живых все еще стоял перед капсулой и смотрел, не отрываясь, на еле видное в клубах газа лицо. Она тронула его за рукав:
— Идем.
Живых медленно повернулся. Она в первый раз видела у друга такие глаза.
Он сделал шаг к Бой-Бабе и глухо сказал:
— Ни одна тварь этой девочки не коснется. Мы ее довезем и положим на базе. И если кто-то попробует этому помешать… — взяв со стола хирургический зажим, он расплющил его в лепешку своей железной клешней, — он пожалеет, что родился на свет, — тихо закончил Живых и, не глядя на Бой-Бабу, быстрым шагом вышел из отсека.
Глава 18
— Готовность три минуты.
Йос положил руку на рычаг управления.
Бой-Баба старалась дышать ровнее. Оглядела ряды дисплеев, поерзала в кресле. Она не летала на аналоговой технике с самого училища. Придется вспомнить.
Йос повернул к ней голову в наушниках:
— Вы в порядке, астронавт?
Она сглотнула. Кивнула.
— Ну так поехали, — Йос двинул рычаг.
Она постучала по экрану стилусом, вводя стартовую комбинацию. Корабль низко, глухо завибрировал. Тело, вдавленное в кресло ремнями безопасности, пробрала дрожь.
Звезды в иллюминаторе дрогнули и поплыли. Корабль разворачивался.
Мы летим, пропело в груди. Мы летим!
Она откорректировала курс и передала управление компьютеру. Отстегнулась и вылезла из кресла.
— У вас есть час свободного времени, астронавт, — сказал Йос, не отрывая глаз от экрана. Руки штурмана властно лежали на панели управления. Спина его распрямилась, он всем корпусом подался вперед, выглядывая тонкий полумесяц планеты. — Попрошу не опаздывать.
— Есть, — сказала она и побежала повидать Живых с капитаном.
Они уже отстегнулись. Майер вернулся в постель, а Живых сидел ссутулившись в кресле и молчал.
— Иди к Тадефи, — она положила руку ему на плечо. — Я тут посижу.
Он кивнул, поднялся и вышел. Бой-Баба села в кресло, еще нагретое его теплом.
Майер, кажется, спал. Последнее время он почти не разговаривал. После отлета с планеты их капитан чах с каждым днем. Несмотря на то, что они старались его не волновать, что Йос ухаживал за ним, как за родным отцом. А он все это время замышлял против своих же людей…
Иссохшее, желтое лицо Майера скорбно застыло. Огромные тяжелые веки дрожали. Тощая рука слегка шевелилась, теребя во сне край одеяла. Капитан шевельнулся и слабо застонал. Поерзал, как будто пытался приподняться в постели.
Бой-Баба застыла в кресле. Вдруг ему плохо? Вдруг у него новый приступ? Тадефи бы ей подсказала, что делать, но Тадефи с ними больше нет. Придется соображать самой.
Она сняла переговорник с пояса. Помедлила. При капитане лучше не говорить, чтобы не волновать. Бой-Баба соскользнула с кресла, оглянулась на спящее тело и шмыгнула за дверь. Набрала позывные Живых.
Тот ответил сразу. Голос грустный, усталый.
— Прости, — сказала Бой-Баба. — Но Майер… по-моему, ему плохо.
— Сейчас приду. Подожди, — сказал Живых и отключился.
Облегченно Бой-Баба отодвинула дверь и вернулась внутрь. В отсеке все было по-прежнему. Она забралась во все еще теплое кресло и повернула голову проверить, как там капитан.
Он лежал под одеялом и смотрел на нее в упор.
Бой-Баба дернулась от неожиданности. Выжала из себя дурацкую улыбку и спросила:
— Принести вам чего-нибудь?
Капитан с усилием мотнул головой. Рука его продолжала скрести одеяло. Бой-Баба вспомнила страшные рассказы бабушки — не иначе, Майер начал себя «обирать»! Она подошла, села на привинченный рядом с кроватью стул. Посмотрела в безмолвное, измученное лицо.
Не было у нее сил осудить капитана за то, что он сделал. Погубил собственных товарищей — но за что? За то, что струсили, предали беспомощных. Наверное, считал себя, как всегда, поборником справедливости, санитаром леса. Ну что ж…
Капитан Тео Майер прожил свою жизнь так, как считал нужным. И Бог ему судья.
Где же Живых, подумала она.
Капитан приоткрыл огромный ввалившийся рот, пытаясь заговорить. Напрягшись, двинул рукой.
— Вам что-нибудь подать? — спросила она опять.
Капитан прикрыл и опять открыл веки: да. Она встала, подошла к столу так, чтобы ему было видно. Показала на бутылку с водой.
Капитан отрицательно качнул глазами вправо, влево. Нет.
Она подняла коробочку с болеутоляющим.
Нет, сказали глаза.
Она взяла в руки остывший стаканчик с кофе, показала капитану.
Да, кивнули глаза Майера.
— Я разогрею, — она повернулась к мини-кухоньке. Но Майер с усилием приподнял руку: не надо. Его губы дрожали, словно он пытался что-то сказать. Но ни единого звука не выходило наружу. Горло Майера начал сковывать паралич.
Она подошла, вложила в его трясущиеся пальцы стаканчик. Хотела зайти сзади, чтоб приподнять капитану подушку, но тот с усилием, неожиданным в полумертвом теле, бросил стаканчик прочь от себя. Темная жидкость растеклась по полу. В полумраке аварийного освещения казалось, что под стояками кресла стоит лужа крови.
Ну где же Живых?!
Она улыбнулась через силу, положила руку капитану на плечо, успокаивая. Майер все пытался заговорить, и она покачала головой: не надо.
— Сейчас уберу.
Быстро, чтобы скрыть свое отчаяние, пошла к шкафу, нашла тряпку. Вытерла страшное пятно. Пол заблестел. Она распрямилась, повернулась к капитану — и застыла.
