В голове шумело. Бой-Баба прислонилась головой к стене. Сейчас вернется к себе в отсек и завалится спать. Все эти полуночные посиделки начинают сказываться.
Астронавтка смотрела перед собой, на металлические разводы стены. Красиво… извивами вверх и вниз… серебрится, поблескивает… тянется и уходит в темноту…
Она вздрогнула — надо же, задремала! Взглянула на датчики — они мигали ровно. Что-то долго идет очистка.
Держась за стену, она поставила себя на ноги. Протезы держали, но свои ослабевшие мышцы подрагивали, тряслись. Внутри защитного костюма белье промокло от невесть откуда выступившего холодного клейкого пота.
Да что это с ней!
Последним усилием сознания она сфокусировала взгляд на панели. Все в порядке. Нет. Все не в порядке. Но что? Мозги не соображали. Она тупо таращилась на показатели датчиков.
Бой-Баба приказала руке подняться и нажать кнопку тревоги. Своя рука — живая — не слушалась, но протез подчинился электрическому сигналу мозга и послушно потянулся к панели. Стальной палец нажал выключатель.
Тишина.
Бой-Баба ударила кулаком по выключателю.
— Дядь Фим? — пробормотала она в микрофон. — Эй! Какого черта…
Треск помех. Никого.
Голова пустая. Лечь и спать.
Повинуясь новому электрическому импульсу, рука рванула панель пульта: закоротить, открыть люк. Панель не поддалась.
Инструмент!
Она дернула чемоданчик, и содержимое с лязгом рассыпалось по полу. Взяла что-то в руку. Что? Длинное, железное. Как называется — не помнила. Ткнула в край панели. Не то.
Полезла опять искать. Инструменты рассыпались между слабеющими пальцами. Вот… кажется… похоже… Может, подойдет.
Но черный мягкий туман уже заволакивал. Черт с ним со всем, сейчас она ляжет на пол и заснет. И будет спать долго…
— Дя-ядь Фи-и-им! — рыкнула она в микрофон. В ушах трещало помехами. Она хватила пальцами по стеклу шлема — сорвать наушник. Схватилась, не соображая, за застежки шлема. Отщелкнула замки. Руки уже не двигались, но охватившие их протезы сняли шлем и зашвырнули в противоположный угол камеры. Бой-Баба вздохнула — и подавилась чистым воздухом.
Захлебнулась. Закашлялась.
Диафрагму свело, и она чуть не задохнулась. Стояла и дышала рывками, захлебами, широко открытым ртом. Желудок замутило, схватило живот, прямую кишку свело судорогой, и астронавтку вырвало остатками обеда на прорезиненный пол.
Тебе же потом и убирать, мелькнула мысль.
Тяжело дыша, она еще несколько раз нажала кнопку аварийного открывания. Молчание. Уже спокойнее нагнулась, нашла инструмент, сняла крышку панели и направила луч фонаря внутрь.
Два проводочка, аккуратно разъединенные и замотанные обрывком изоляции, чтоб не закоротило.
Понятненько…
Голова разламывалась. Она сорвала изоляцию, соединила проводки. Люк вздрогнул и со скрежетом двинулся вверх.
Бой-Баба нагнулась, поддела железными пальцами щель. Не поддается. Даже силы ее стального панциря были на исходе.
Но уже с другой стороны толстые, как сардельки, красные пальцы с ободранными почерневшими ногтями ухватили люк и с кряхтеньем потянули.
— Дядь Фим! — прохрипела она. — Вы там? Я застряла.
Он выволок ее за подмышки.
— Ты! Дура! Что у тебя со связью? Десять минут ни звука! Я чуть не взорвал камеру к чертям собачьим! Тебя пожалел!
Она смотрела на него, не понимая слов.
* * *
— Вы сами не понимаете, что говорите. — Капитан Майер поднял голову и устремил на охранника и Бой-Бабу тяжелый взгляд.
Все трое сидели в дядь-Фимином «кабинете» на ящиках. Тусклые лампы еле освещали полки с оборудованием и бардак на рабочем столе: рулоны пластика, пригоршни разрозненных винтиков и шурупчиков, скомканные грязные тряпки и раскрытые справочники с выдранными страницами. Бой-Баба подавляла щекочущий кашель в горле. Майер смотрел на нее с сомнением.
— Тео, — начал охранник, — я никого не обвиняю. Я привожу факты.
Майер потряс головой:
— Какие факты? Износ изоляции? А ты видел, на чем мы вышли в космос? Я молюсь всякий раз, когда вхожу на мостик. О спасении ваших жизней молюсь!
Он встал и прошелся от стены к стене. Открыл дверь, за которой поблескивал десятками экранов слежения отсек безопасности. Каждый закоулок корабля и каждое движение астронавтов записывалось видеокамерами и передавалось сюда на экраны. Здесь было дядь-Фимино рабочее место, и работа его заключалась в том, чтобы сидеть перед экранами в крутящемся кресле и под громыхание классического рока — иначе этой скукоты никто не выдержит — таращиться на экраны.
Капитан повернулся к охраннику:
— Ты, конечно, проверил видеозаписи? Сравнил с журналом бортового распорядка?
Дядя Фима помедлил:
— На видео нет ничего необычного. К камере очистки никто и близко не подходил. Кроме нас двоих.
— А баллоны с дыхательной смесью заправлялись где? Когда?
Охранник вздохнул:
— Перед отлетом. И пломба нетронутая.
— Ну вот видишь. — Майер повернулся к Бой-Бабе. — Я подпишу протокол, по возвращении можете обращаться в страховку. Несчастный случай на рабочем месте. У них вопросов не будет.
— Хорошо, — выдавила она.
— И пусть они вас направят в санаторий, что ли… нервы подлечить. Вы слишком рано вернулись в космос после аварии, такое мое мнение.
Бой-Баба не стала спорить.
— А ты, — капитан положил руку на дядь-Фимино плечо, — я понимаю, ты свое не дослужил. Тебе еще долго будут диверсанты везде мерещиться. По себе помню. Но когда-то надо отпустить.
Охранник промычал что-то, но капитан уже уставился прозрачными голубыми глазами в пространство впереди себя. Молча.
— Положение сложное, друзья мои, — наконец сказал он. — Никто не знает, сколько нам теперь дрейфовать черт-те куда. И я не знаю. Будем запрашивать помощь с Земли, но когда она придет — одному богу известно.
— Я понимаю, — пробурчал дядя Фима. Бой-Баба ничего не сказала.
Майер оглядел их и кивнул:
— Так давайте не будем усложнять ситуацию взаимными подозрениями. Я занесу несчастный случай в бортжурнал. Что-то, как только снялись с этой треклятой планеты, так косяком пошли неудачи, вам не кажется?
— Нет, — дядя Фима сжал кулак и легонько стукнул по раскрытому справочнику на столе. Стол качнулся. — Мне не кажется.
И мне не кажется, подумала Бой-Баба.
* * *
Электрий сидел в брехаловке. Теперь он часто заходил сюда. Его человек в экипаже просил не встречаться с ним наедине во избежание подозрений. Но это было уже неважно. Инспектору оставались считаные дни на борту: как заверил его директор, спасательный бот уже вышел за ним и со дня на день состыкуется с кораблем. Суточкин не отважился спросить, заберет ли бот весь экипаж или его одного. Начальству виднее. Главное — что через несколько дней он покинет этот треклятый «Голландец» навсегда.
