«Засиделся ты, брат, — подумал я. — За тридцатник, а все лейтенант!»
Лейтенант он был, похоже, из категории вечных. Таким «псам войны» в древних лейб-гвардиях присваивали разные невозможные звания, вроде «обер-штабс-вахмистров» — и выслугу не обидеть, и до верхов не допустить.
Познакомились и с остальными.
Язвительный пилот Павел Кутайсов, высокий здоровяк Артем Ревенко. Обладатель «горшка и бороды» — Клим Настасьин — естественно, с Большого Мурома. Четвертый пилот носил примечательную фамилию: Разуваев.
Муромское происхождение Клима выяснилось почти моментально, хоть он и не говорил, дескать, «я оттуда-то». Когда Иванов закончил нас пугать и вводить в курс дела, мы всем скопом пошли принимать матчасть, и бородач предложил развлечься анекдотом.
— Исповедуют друг друга два архимандрита в монастырском алтаре. Один другому и говорит: «Грешен, брате! Зол я и нетерпим. Вот и вчера на отце келаре сорвался». «Псалтирь читаешь?» — «Читаю». «И как?» — спрашивает второй, разумея, внимательно ли читает. Первый же ему: «Оч-ч-чень остроумно!»
Сантуш потом долго не мог понять, что же тут смешного. Я тоже.
Такой историей мог угостить или муромчанин, или семинарист. Семинаристов на флот не призывают, так что выбор невелик. Ретроэволюция искривила муромчанам мозги в сторону древнеславянскую в весьма странном, лубочном варианте — отсюда и речь, и манеры, и другие колоритные странности.
Знакомиться с матчастью нам выпало на собственном взлетном поле сектора.
Лично для меня знакомство оказалось неожиданным и легким. Неожиданным, потому что для обеспечения работы ЭОН на Грозный пригнали авианосец «Дзуйхо» — старое учебное корыто, на котором я начинал еще в Академии. Легким — по той же причине. Сколько кадетского пота во время оно было пролито на его заслуженную палубу!
В общем, здравствуй, «Дзуйхо»! Не виделись меньше года, а ощущения, как от призрака из прошлой жизни!
Жизнь потому что очень насыщенная.
Мы уходили на первое задание. ЭОН по плану начинала экстренную боевую учебу. Я знаю, что означает этот корректный эвфемизм. Он обещает жуткую пахоту по двадцать пять часов ежедневно. Эскадрилья наша, конечно, в кавычках — всего шесть пилотов. Зная товарищей начальников, уверен, что народ они подобрали сплошь бывалый и опытный. Но все же, кроме нас с Комачо — никто друг друга в глаза не видел, что уж говорить о совместной боевой работе! Эскадрилью нужно было срочно слётывать, так как нам гарантировали массированное веселье в самом скором времени.
Каким конкретно способом и где именно будем развлекаться, нам не объяснили. В конце инструктажа, когда товарищ Иванов разрешил задавать вопросы в «любом количестве, но не больше трех», данный интерес он мастерски игнорировал.
— Локализация и специфика летных заданий в настоящий момент находится на этапе доуточнения. Еще будут вопросы? Если нет, прошу незамедлительно проследовать на летное поле сектора и заняться получением матчасти. Вас ждет легкий авианосец «Дзуйхо», временно переданный в мое… наше распоряжение.
Наш старенький самурай стоял на бетонке — не нашлось ему места в подземных капонирах. Начавшийся снегопад (в районе Новогеоргиевска зимой бывает мокрый снег, хотя вот и джунгли вроде бы совсем под боком: чего хотеть от планеты с названием Грозный!) выбелил его чело, так что на вид корабль стал седым и совсем дряхлым.
Когда мы — семеро смелых — шестерка пилотов во главе с капитаном Александрой, шли сквозь размеренную космодромную суету, пелена снегопада в стороне от «Дзуйхо» пришла в движение. К небу устремились могучие шлюзовые створки, и предвечерний сумрак загустел черной тенью.
Она вздымалась все выше, рождая тектоническую вибрацию. Наконец, наружу выплеснулось пламя и могучий рев, которые подняли тень выше, еще выше и еще. И вот над головами поплыло, потянулось бесконечное бронированное брюхо, выкрасившее вечерний снег светом дюз и габаритных огней.
«Дзуйхо» совершенно потерялся на фоне собрата по небесной тверди, а мы дружно ухватились за головные уборы, которые рвал ураганный стартовый ветер.
— Во дают! — восторженно закричал Ревенко. — Авианосец «Слава»! Силища!
— Красота неземная, — широко улыбнулся Кутайсов. — Но, говорят, его еще с полгода доводить будут.
— То есть он еще не в боевом составе флота? — полюбопытствовал я.
— Нет.
— Они тут совсем с ума посходили! — злилась Саша. — Взлетает авианосец, а где тревожный ревун, световая сигнализация, где предупреждение?! Угробят же кого-нибудь!
— Ой! Будьте проще, товарищ капитан, это же Грозный, я вас умоляю! — отозвался Разуваев и лихо сплюнул сквозь зубы, взяв сигарету на отмах.
Сеня Разуваев родом с Екатерины, но является потомственным одесситом, поэтому Привоз рвется из него через букву и через каждый жест. «Хрозный», «Буте прошэ» и так далее.
Что интересно, Сеня никогда не был в Одессе, в отличие от меня, который провел там немало упоительных дней, но выражается и жестикулирует — чисто Беня Крик, залюбуешься. Ой, наверное, непросто ему было на флоте с таким шарнирным устройством психики! Не любят у нас расхристышей, будь ты сто раз профессионал! Ничего удивительного, что дорожка Сени вырулила в ЭОН — са-а-амое ему место.
Матчасть приняли без замечаний.
Попутно выяснилось ближайшее учебно-боевое задание — штурмовка звездолета. Нам вменялось прикрывать высадку осназа.
Старшина палубных техников Семен Фёдорович Симкин усадил всех нас на прекрасные новенькие «Горынычи» самой свежей модификации. Фёдорыч меня узнал, но сделал вид, что это не его ума дело! Все в порядке! А чего? Парня выперли из СВКА, все его послушные однокашники еще в кадетах, а этот «штрафник» занимает лейтенантскую должность, интенсивно летает… Великое дело, подумаешь! Это Россия, брат, страна великих чудес и неограниченных возможностей!
Разуваев выдал настоящий бенефис вокруг своего флуггера, так что Фёдорыч не выдержал и спросил:
— Ты так интересно разговариваешь! Случайно не из Одессы родом?
— Ой, — не убавляя клоунского накала, ответил Сеня, — я специально не из Одессы родом!
Вообще, скажу вам по секрету, верные мои и внимательные читатели: возвращение на «Дзуйхо» далось мне ценой полкило нервных клеток. Ступить на ангарную палубу, чтобы меня увидели все мои инструктора, которые были в курсе искрометного анабасиса вашего скромного повествователя… Будто смотришь нелепую комедию положений, когда за героев неудобно настолько, что пальцы ног сжимаются в кулаки. Вот ровно те же ощущения, только сильнее — ведь главного идиота играл я…
Однако всё прошло ровно.
Булгарин, мой инструктор по пилотажу, узнал сразу и, не чинясь, потряс за руку. Гурам Зугдиди, пилот-инструктор из соседней учебной эскадрильи, даже остановился поболтать.
— Андрей, это не жизнь, это дурдом! — сказал он вместо «здрасьте», будто расстались полчаса назад.
