— Вот это интересно! — Ваш покорный слуга аж подпрыгнул. Пельта! Сафари! Такое приключение! — А кто заказывает?
— Яйцеголовые с «Лобачевского». Это ваша русская научная станция на орбите Бэйдоу. Халкозавры в неволе мрут за полгода. А лимит на отлов строгий, вот наука с нами и дружит — деваться некуда. И платят хорошо.
— Э, погоди. Бэйдоу… Это же система Шао, под носом у «Синдиката TRIX»! Как там ученые оказались?! И отчего их пираты до сих пор не оприходовали?!
— Ну и вопросы, Румянцев. Это же русская станция! Ее трогать — себе дороже! Прилетят ваши, перетряхнут всю систему по камешку…
— Логично, — согласился я. — А зачем науке халкозавр? Что они с ними делают?
— Хрен его знает. Мне один яйцеголовый рассказывал: геномы какие-то, хреномы, ДНК, РНК… Слова вроде знакомые, но к чему они все — не понять даже за деньги. Я же простой траппер! Словом, опыты ставят, режут ножиком, колют иголками, чего еще от науки ждать?
— Боб, я вистую! А пока давай помолчим — атмосфера на носу.
— Что ты делаешь? — не понял Кейн вслух, хотя его и просили молчать.
— Так преферансисты говорят. Значит, я с тобой за халкозавром лечу! Все, правда, молчим, атмосфера!
Говорливый пассажир заткнулся, а я успел подумать, что ох неспроста русскую науку принесло в систему Шао! От разной законоследящей бюрократии далеко, а поставщики ценного сырья близко. Что-то мне напоминало это название — «Лобачевский»… Что-то напоминало…
Подозрительно знакомое название, породившее дежавю, хотя, готов поклясться, до этой беседы я и слов таких не слышал: «орбитальная станция „Лобачевский“»!
На «Хаген» навалилась атмосфера.
Строго говоря, началась она давно, так как паром дотащил нас до самых верхних ее слоев, но теперь предстояло таранить прессованную, слоистую, как фанера, настоящую атмосферу, а не всякую там жиденькую термосферу.
Флуггер пересек условную линию Кармана, космос кончился. Плоскости «Хагена» начали флюоресцировать, несколько огней святого Эльма расцвело и на носовом обтекателе. Парсер сообщил о значительной ионизации корпуса.
Как обычно на такой высоте, казалось, что планета падает на неподвижного меня. Как будто гигантская турбина урагана высасывала нас с орбиты. Чушь, конечно, но ощущения памятные — лететь в объятия черных бурунов базальтовой монументальности, среди граней которых то и дело вспыхивали исполинские молнии.
Мезосфера. Автопилот выключил орбитальный режим двигателей, снизил тягу почти до нуля. Огромная воронка стремительно выросла, закрыв половину панорамы, а безвредные огни святого Эльма смыло потоками плазмы.
Раскаленный чертополох охватил иглами нос флуггера до самого фонаря кабины, а потом покрыл и его, почти совершенно загородив вид на легкие и стремительные мезосферные облака. Но мне было не до видов. Я боролся с перегрузкой.
И вот наконец мы сбросили скорость, в мире исчезла давящая тяжесть, появились настоящий верх и настоящий низ вместо условных космических обозначений. Мы были уже почти не над, а на планете.
Скоро начало трясти, будто я пилотировал не современный истребитель, а телегу без рессор на разбитой дороге. Турбулентность усиливалась, мне даже пришлось прижать язык к небу, чтобы не прикусить ненароком. Трясло с ненормальной силой!
Наш маленький караван шел на пяти числах Маха над бесконечной теперь грядой несущихся туч и взбесившегося воздуха. Монолитный цвет раздробился, я осознал не только умом, но и сердцем, что мы не падаем, а снижаемся, и не на каменные валуны, а всего лишь к плотным потокам газообразного вещества.
Но Бог мой! Если трясет сейчас, что должно твориться там, за пределами тропопаузы!
Флуггер несся над грозным, почти тектоническим пейзажем, формирующим ложную «пустошь», покрытую не менее ложными бугристыми наплывами «лавы». Вдруг неоднородная ламинарная чернота стала понижаться вместе с нами! Мы приближались к фокусу воронки.
И вот — ура! Перед носом моего «Хагена» остальные флуггеры начали нырять вниз, по спирали вонзаясь в зону стабильности. Вскоре нырнул и я.
Око урагана имело диаметр около двадцати километров. Верхняя часть воронки раскинулась на тысячу двести, а вот ствол ее был сравнительно тонкий: порядка двухсот километров. Мы нацелились в самую его середину.
— Все, отбой автопилоту! — послышался голос Карповича. — Переходим на ручное. Всем доложиться.
— Я — Гепард, в порядке. Немного заедает закрылок на левой плоскости, но не критично.
— Здесь Комета, норма, — лаконично отозвался я, так как говорить больше нечего — норма она и есть норма.
— Всем внимание! Снижаемся аккуратно, тут подготовленных ВПП не предусмотрено! Придется садиться на черт знает какую площадку! С минимальным пробегом, а лучше бы вертикально. Сделаем пару-тройку кругов почета, я выберу место, а дальше сами.
Да-да, пару-тройку! Так мы и поверили! Внизу нас ждала каменная мешанина — я был уверен, что кружить придется значительно дольше.
Но нет, Ян не соврал. Сказывался опыт предыдущих полетов — он быстро нашел протяженную глиняную плешь, и мы пошли на посадку.
Все прошло штатно, без приключений. Надо сказать, что после астероидов с «Андромедой» под задницей приземляться на нормальную планету на истребителе одно удовольствие!
Мы угнездились на многокилометровом сланцевом плато. Никакой почвы и ни следа растительности.
Я шумно выдохнул, отпустил рукоять управления и заглушил силовую установку.
— Ну что, Боб, выбираемся?
— Выбираемся, надо ноги размять.
Днищевый сегмент опустился вниз, вынося кресла наружу. Я отстегнул ремни, встал, вышел из тени флуггера на вольный воздух и огляделся.
Стоило поднять взор вверх… О да! Поднять взор вверх стоило!
Мы находились на дне колоссальной чаши. Обманчиво неподвижные стены кучевых облаков в переплетах молний от самой земли уходили на немыслимую стратосферную высоту. А там, в лазоревом зените, сияли солнца Гракхов, выкрашивая тучи алым и золотым! Казалось, из поднебесья льется расплавленный металл.
Это было и невероятно, и красиво, невероятно красиво… просто нет слов, чтобы передать мои эмоции.
Я только и смог прошептать нечто восторженно-матерное и положить руку на лобовой сегмент шлема.
— А ты как думал? — прошептала рация голосом Кейна. — Который раз здесь, а все никак не привыкну!
Оглянувшись, я обнаружил, что вся наша партия выстроилась в ряд и, не отрываясь, смотрит на торжествующий полдень местной природы.
— Ян, вы специально время подгадываете?
— Сегодня да, в твою честь, Румянцев. Только тут всегда удивительно. Ты еще восхода двух солнц не видел, когда они выходят из-за края воронки!
