Мы уже сутки колупаемся, а флуггер все еще не в строю.
Я запустил двигатели. Холостой режим включался без проблем, но стоило дать тягу — все моментально вырубалось.
Вот как сейчас. Тихое гудение в корме перешло в тихий кашель и заглохло.
— Ни хрена, Кевин, — сказал я. — Давлю на педаль, как на врага народа, и движок глохнет. Ты уверен, что электроника в порядке? Что-то не похоже на операционную ошибку. Парсер-то нормально работает!
— М-м-м… мля! — послышалось в наушниках. — Эй, Питер!
— Ну чаго?
— Я тебя дам «чаго»! Бери Майка, Анжея, и снимайте к черту панели F-33, 34, 35. Будем вручную тестировать узлы один за другим. Румянцев! Гаси реактор. Сейчас распотрошим твоего красавца.
Да-а-а. Я эту фразу уже где-то слышал. За прошедшие сутки раз двадцать!
— Кевин, я в сотый раз повторяю: а вдруг это температурный датчик?
— Да-ну-на-хер! — Михальский сложил свою любимую фразу в одно слово. — Этого не может быть.
— Босс, так нам панельку-то сымать? — осведомился Питер.
— Я что-то неясно сказал, деревня?! — рявкнул Михальский.
— Кевин! — позвал я.
— Ну тады надобно обратно погрузчик подгонять, — констатировал Питер.
— А на хрена ты его вообще отогнал, олигофренище?! Тебя просили?
— Я думал…
— Ты совсем мудак?!
Я поспешил прервать намечавшуюся перепалку:
— Кевин, твою мать!
— Что?! — заорал тот.
— Оставь Питера в покое, никуда панель не денется. Тебе что, трудно вытащить контрольный блок из двигателя? Погляди, что там и как, это пять минут работы. Или давай я сам его вытащу.
— А чаго он обзывается? Я чого сказал-то? — Питер принялся ныть.
— Заткнись! — крикнули мы оба, так как Питер мог взбесить даже Деву Марию.
Беседа получалась странная. Я разговаривал по большей части с подволоком, ведь ничего больше из кабины не видел — и Кевин, и олигофренище Питер, и все прочие шебуршали под кормой немаленького флуггера.
Через четверть часа (насчет пяти минут — это я лихо загнул) контрольный блок был выдран и протестирован.
— Ну, — спросил я грозно, показывая трехсантиметровый цилиндрик датчика температуры. — Я что говорил? Кранты градуснику! Двигатель набирает тягу, а парсер не видит его реальной температуры. И вырубает в аварийном режиме! Цена этой фигне двадцатка на распродаже в базарный день! А целый флуггер из-за нее встал!
Кевин почесал затылок под своей неизменной бейсболкой и зло покосился на зубоскалящего Питера.
— Черт знает что такое. А почему парсер тогда молчит? Он же должен сообщать о неполадке после автотестирования!
— Ты у него спроси. Кроме шуток. — Я кинул скисший датчик на палубу и раздавил его каблуком. Датчик приятно хрустнул. — Короче говоря! Я пошел отсыпаться. А ты возьми своих толстожопых механиков, пусть воткнут новый градусник и протестируют заново парсер. Ведь я уже сутки, сутки без флуггера!
— Ой, не надо только! — огрызнулся обиженный Михальский. — В ручном режиме все работало! С автопилотированием проблемы, ну и там… по мелочи. Если б сильно захотел — пошел бы в вылет и на ручном!
— Кевин, дружок, ты залезь в мой ложемент и полетай часов двенадцать в ручном режиме без автоматики, а я на тебя погляжу, хорошо? — ласково отозвался я. — И вот еще что: если выяснится, что какая-то сука копалась в операционной системе парсера и она из-за этого накрылась, я эту суку застрелю.
Я убедился, что все достаточно испугались, и ушел отсыпаться.
Кевин — неплохой парень. А уж в области флуггерных потрохов… если он не сам Господь Бог, то точно его заместитель. Иначе как бы он стал начальником всего разномастного флуггерного хозяйства «Синдиката TRIX» в двадцать лет? При полном отсутствии регулярного образования!
Но и у него есть слабые места. Кевина подводят благоприобретенная самоуверенность и нарциссизм. Не считает возможным признавать свои ошибки. Это его главный недостаток, и размером он с ядро Галактики.
Когда мы сошлись поближе, я спросил: как тебя, Кевин, занесло к пиратам? По первому впечатлению — типичный «знайка». Ботаник в престижном техническом вузе. Большая голова, глаза вечно скрыты интро-очками, тонкая шея, щуплое телосложение, калькулятор вместо мозга, феноменальная память.
В личной анкете Кевина, если бы у пиратов таковые имелись, значилось бы в графе «Профессия» — флуггеры, в графе «Увлечения» — флуггеры, в графе «Личная жизнь» — флуггеры.
Мы сидели в его каюте, заваленной книгами по все тем же флуггерам.
Мы пили пиво, а я надеялся выспросить Кевина насчет жизни пиратской и моего личного бзика — больших синих звездолетов неизвестной, но очень агрессивной ксенорасы.
Насчет звездолетов Кевин ничего не знал, а на вопрос «как тебя, голубь, занесло в эти дикие места», вздохнул и ответил:
— Жизнь такая, Андрей, — и дальше молчок.
Был он наполовину поляк, родом с планеты Андобанд, Атлантический сектор. Он окончил восемь классов средней школы, хотел поступать в Чикагское техническое училище, с прицелом на работу в англо-американской корпорации «Аврора» (той самой, что выпускает наши любимые транспортные флуггеры «Андромеда» всех модификаций).
И тут что-то сломалось в его простой понятной жизни. Он улетел на Землю, поступил в училище… И оказался через самое короткое время под теплым крылышком Иеремии Блада за великую тыщу парсеков от субдиректории Иллинойс. По крайней мере, так выходило по моему личному хронометражу его биографии — сам-то Кевин про этот свой зигзаг судьбы отмалчивался.
Зато о-о-очень активно расспрашивал меня о мисс Фэйри Вилсон.
— А что она? — спрашивал я, включая дурачка.
— А ты будто не видишь, как она на тебя смотрит! — отвечал Михальский, и руки его предательски дрожали, расплескивая пиво.
— Фэйри — нормальная баба, — говорил я. — Как смотрит? Да Господь знает.
— Это такая женщина, о-о-о! — вздыхал Кевин, и было яснее ясного, что не менее половины его снов заняты неприступной девушкой-пилотом. — Я за ней долго ухаживал, а она на меня даже не смотрит… Ты не знаешь, как к ней лучше подкатить?
«М-да, подкатишь ты, как же! Тебе бы спортом заняться! А то не дело, когда у парня рука в два раза тоньше, чем у объекта страсти», — рассуждал я про себя, а вслух ответил:
— Кевин, забей, честное слово! Все девки одинаковые! Не смотрит и не надо! Баб надо бить! Все они суки и проститутки!
Михальский не слушал моих увещеваний, романтически смотрел в переборку и видел там явно не синтетическую пробку обшивки.
— А у вас с ней было? Ну… это самое?
Dios mio! Какая тоска!
