И Тим еще резко выздоровел. А раз выздоровел – то будет против него, против Игоря, копать. И Лида, Лида… И Оля. Теперь она точно станет против него, против мужа своего, свидетельствовать. И избил он ее сегодня чересчур сильно, не надо было ее по лицу… Перегнул палку в этот раз. Но это именно из-за того, что тошно смотреть на это лицо! Он его кулаками хотел стереть…
Ничего хорошего дальше не будет – отчетливо осознал Игорь. Случится то, чего он больше всего опасался: его уволят из органов и ославят на весь мир. Удастся ли Кире доказать, что это он в нее стрелял, нарочно? Она ведь, дочка его, не последний человек… Удастся. Так что его, Игоря, прежний мир – рухнул. Его больше не будут считать замечательным человеком, профессионалом. На него станут показывать пальцем, плевать в его сторону. Вся жизнь коту под хвост…
И вот что сейчас делать, что?!
Игорь сжал пальцы, впиваясь в плечи младшей дочери.
Геля опять вскрикнула.
– Отпусти ее, – повторила Кира, продолжая целиться отцу в голову. – Немедленно отпусти!
– Ты не выстрелишь, – покачал головой Игорь. – Кишка тонка. Это ведь не так просто, по себе знаю, – в живого человека стрелять.
– Ты скотина… Ты изувер, садист! – Кира, судя по всему, была уже вне себя. – Пусти ее!..
Игорь перехватил горло младшей дочери. Сжал чуть сильнее. Геля захрипела, забилась. Игорь сжал ее горло еще сильнее. И ему совершенно не было жаль младшую дочь. Он со странным чувством удовольствия наблюдал за лицом Киры – как оно менялось, бледнело, как подрагивали ее губы. Он словно испытывал свою старшую дочь – а ну-ка, что ты в ответ сделаешь?
Геля уже не хрипела, она начала обмякать в его руках.
И в этот момент Кира нажала на спусковой крючок.
Это удивительно, но Игорь увидел, как ему в лицо летит пуля. Словно в замедленной съемке.
Пуля летит прямо ему в лицо, а потом – бах! – его голова взрывается изнутри. С таким сочным треском – так арбуз падает на асфальт.
И темнота сразу – словно малиновый абажур в комнате выключили.
* * *
Кира чуть не опрокинулась назад (отдача у ружья оказалась очень сильной), но все-таки сумела остаться на ногах. Только уши на какое-то время заложило.
Лишь через пару мгновений Кира пришла в себя, к ней вернулись все ощущения. Что она обнаружила?
Отец лежал в другом конце комнаты. Дырка во лбу, а затылок, похоже, пуля разорвала на выходе… По полу растекалась темная кровь.
И Геля – тоже лежит на полу, не двигается, ее очки – чуть в стороне, разбитые. Ощущение – опоздала… Надо было не тянуть, выстрелить раньше!
– Геля… Гелечка. Ангел ты мой, – прошептала Кира. Села на колени, откинула прядь со лба сестры. И только тогда заметила, как пульсирует синяя жилка на шее у сестренки. Геля еще дышит. Она жива!
Стараясь не смотреть в ту сторону, где лежало тело отца, Кира взяла сестру на руки, поднялась и медленно вышла из дома. До больницы – минут десять пешком.
Сестра – хрупкая, маленькая для своего возраста – не показалась Кире тяжелой. Кира без проблем несла ее, стараясь не споткнуться на полутемных, пустых улицах.
Вот и больница. Тот же фонарь сверху – освещает небольшую площадь перед приемным покоем.
О чем в этот момент думала Кира?
О том, что надо спасти Гелю.
О матери. Как она там? Геля ведь успела сообщить, что отец сильно избил мать…
О Тиме. Как он? Помог ли ему доктор Захаров?
О себе. Она, Кира, теперь преступница. Убийца. И она совершила не просто преступление, а нечто страшное, что осуждалось во все века, во всех религиях, всеми и всегда.
Она убила своего отца. Нарушила главную заповедь – «чти отца и мать своих». Особо религиозной Кира никогда не была. Верила в Бога, да, но в церковь не ходила, постов не соблюдала, воцерковленных людей не понимала. Но сейчас, именно сейчас вдруг осознала, какое святотатство она совершила… Убила того, кто дал ей жизнь. И гореть ей теперь в аду.
Причем ничего нельзя изменить и исправить, поэтому вся ее жизнь разрушена.
О самом отце, кстати, Кира в этот момент не думала.
А, да, и еще одна мысль копошилась на краешке ее сознания. Мысль о том, что она разрушила своим выстрелом свою карьеру. Разве возможен теперь, после произошедшего, успех ее балета в Новом театре? Да, кто будет хлопать музыке, которую написала убийца? Скандал. Страшный скандал. По сути, Кира своим поступком разрушила на корню и репутацию Нового. Подвела огромное количество людей…
* * *
Кира, скрестив руки за спиной, шла по тюремному коридору. Конвоир, молоденький сержантик, изредка косился на нее – с выражением недоумения и неприязни.
– Заключенная Гартунг, прибыла на допрос.
– Спасибо, сержант. Свободен. Гартунг, прошу, – следователь указал подбородком на стул.
Молодой еще мужчина, полноватый, то же выражение плохо скрываемого недоумения и неприязни на лице.
Оно и понятно. Ведь Кира, по сути, убила того, кто был «своим» для всех тех, кто работал в органах. Причем, если уж совсем упростить ситуацию, – «хорошего своего».
* * *
Из личного дела:
«Гартунг Игорь Петрович, капитан российской полиции (милиции), заместитель начальника отдела «Высокое» Светлорецкого управления внутренних дел.
Характеризуется коллегами по службе и начальством как исполнительный, эрудированный, дисциплинированный сотрудник. Человек исключительной храбрости, способный на самопожертвование, не раз рисковавший своей жизнью для блага людей.
Награды:
Знак «Лучший сотрудник криминальной милиции».
Медаль «За отличие в службе».
Медаль «За отвагу на пожаре».
Медаль «За доблесть на службе».
Многократно отмечен грамотами и поощрениями…»
* * *
Из распечатки допроса Гартунг К. И.:
«– Кира Игоревна, как вам пришла идея поехать в Светлорецк, что послужило причиной? Насколько известно, вы ни разу не посетили свой родной город с тех пор, как окончили там среднюю школу? Почему вдруг, тринадцать лет спустя, вы решились на поездку?
– Я не знаю. Вернее, сама не понимаю. Кажется, мама в телефонном разговоре намекнула.
– Намекнула или предложила напрямую?
– Скорее намекнула. Ну, что-то такое, из серии – «ах, как я бы хотела тебя увидеть, и Тима тоже!». Тим – это Тимофей Обозов, мой жених. А я ей тогда ответила: «Хорошо, приеду». Тим стоял рядом, он присутствовал при этом телефонном разговоре. Я ему крикнула: «Тим, мама хочет увидеть своего будущего зятя!» А Тим ответил уже мне: «Что ж, придется ехать». Словом, как-то странно все получилось. Никто особо меня не звал, да и я сама не стремилась, но вроде как надо… И все знакомые, друзья до того спрашивали: «Как же так, почему ты не едешь к родным, показать жениха хотя бы?»
