– Нормально. Как всегда.
– Товара не просил?
– Нет. Сам принес! Непочатую пачку. Молчание. Видно, Рваный что-то соображал, обдумывал или просто переваривал сказанное. Потом в трубке раздалось:
– Значит, не пожелали испробовать… Ну-ну! Крепкий гусь!
– Ты еще и не знаешь, какой крепкий, – промолвил Догал. – Он ведь не один пришел… с целой командой… Я так думаю, что обложили меня, словно лиса в норе.
– Обложили? Это хорошо! – прокомментировал Рваный. Догал вдруг ощутил, как по спине стекают струйки холодного пота. Услышанное подтверждало то, что он предчувствовал сам, чего страшился, что мучило его ночами. Покой, подумал он, хотя бы капельку покоя! Глаза метнулись к ящику стола, где он хранил свои запасы. Там ждали его покой и счастье, и скоро – совсем уже скоро! – покой обещал сделаться вечным. Но теперь это не страшило Догала; страшными казались все неприятности и суета, сопровождавшие переход к вечному блаженному забвению. Он сказал:
– Зачем ты меня подставляешь, Рваный?. Синельников-то ведь не из простых журналистов… большой чин из ФРС, я думаю… А может, из Интерпола, из группы по борьбе с наркотиками… Зачем тебе надо, чтоб он меня зацепил?
– Ведено Хозяином, – отрезал Рваный. – Писули тут всякие, слежка… Хозяину это ни к чему! Нашарим, кто ту! любопытствует, и срубим всю верхушку. Замочим, коль по-доброму не хотят.
– Гляди, как бы вас не замочили. У них сила! Я же сказал, откуда этот мой Синельников…
В ответ раздался издевательский смешок.
– Знал бы ты, кореш, откуда Хозяин! Знал бы, так штаны были б сухими!
«Я знаю, – промелькнуло у Догала в голове, – знаю!» В этом и было-то самое ужасное. Он знал! Уже не просто догадывался, а знал.
– Ну, чего твоему Синепятому надо? – спросил Рваный.
– Встретиться хочет. Выпытал у меня все и…
– Это как же выпытал? – Голос Рваного сделался резким. – Как выпытал, мандражная твоя задница?
– А вот так! Ему, видишь ли, курить захотелось! Снова молчание. Потом Рваный сказал:
– Ну, понос твой это не извиняет, но объясняет. Знаешь ты не много, так что хрен с тобой! И с Синеухим тоже! Все, что выпытал, с ним и помрет.
– Ты велел условиться о встрече, – после паузы напомнил Догал. – За городом, в тихом месте… Так он готов.
– И я готов. В третий раз рыбка с крючка не сорвется! – Рваный тяжело задышал в трубку, потом распорядился: – Скажешь так: ждут, мол, тебя, приятель разлюбезный, через три дня поутру на девяносто седьмом километре Приозерско-го шоссе… там дорожка есть, слева от указателя… по ней пусть и шурует.
– Боюсь, пришурует он на пяти машинах с автоматчиками, – сказал Догал.
– Хоть на танке! – Рваный хрипло расхохотался, потом спросил: – А что ты так обо мне заботишься, кореш? Вроде ты мне ни сват, ни брат, а?
– Я не о тебе забочусь, о себе. Не хочу остаться без… без… товара… – При одной мысли об этом у Догала замирало сердце. – Тебя прибьют, кто будет носить?
– Не прибьют, – успокоил его Рваный. – Не те у них прибивалки, чтоб с Хозяином тягаться! Так что будет тебе товарец… Прежний-то раздал?
– Раздал.
– Ну и ладно. Привет твоему Синебрюхову!
В трубке ударили гудки отбоя, но Догал не выпустил ее из рук. Медленно, будто нехотя, он стал набирать новый номер.
Значит, Приозерское шоссе, девяносто седьмой километр…
«Лучше бы ты, Петр Ильич, – промелькнула мысль, – в самом деле пришуровал туда в танке…»
…В танке! О танках, ухмыляясь, размышлял Рваный, шагая к своему потертому, десятилетней давности «жигуленку». О танках и самолетах, грозных боевых кораблях, пушках да ракетах, о людях в форме и вороненых стволах, плюющих огнем… Все это представлялось ему муравьиной возней под каблуком тяжелого башмака; башмак вот-вот готов был опуститься, раздавив кучку гнид. Гнид, преследовавших его всю жизнь, не дававших взять то, что он считал своим по праву. Право же для Рваного определялось лишь собственными его желаниями.
И теперь он раздавит всех! Но не сразу, не сразу… Сперва немногих, но самых ненавистных – ищеек, нюхачей, умников да писак… Потом, когда придет время, доберется и до остальных… до всех доберется… Так обещал Хозяин!
Но пока что предстояло располосовать шкуру Синезадову… Рваный весело оскалился и клацнул зубами. Полосовать он любил – куда больше, чем стараться кулаками или хлыстом-разрядником. Правда, Хозяину это не нравилось, потому как много ли толку от располосованного? Один перевод сырья…
Синебрюхова тем не менее полагалось располосовать. Был он, видать, непростым мужиком, если уж Хозяин решился на крайние меры; обычно Хозяин сырье ценил и берег. Ну, одна харя погоды не делает! Одна или скольких он там притащит с собой… А вот с остальной Синезадовой шайкой-лейкой приказано обходиться поаккуратнее… подловить всех – и под хлыст! Всех гнусняков, с которыми Синерылов дело имел! И тех, кто в его липовой конторе сидит, и тех, кто в контору ходит, и тех, кого он самолично изволит навещать… А заодно и Догала-бздуна! Почитай, полгода жрет товар, хватит с него! Да и сделал он все нужные дела… нет в нем теперь ни пользы, ни толка… Разве что ткнуть ему в загривок разрядником да отнести Хозяину мандражыо душу…
А Синегадова – располосовать!
Мысль эта наполняла Рваного злобной радостью. Он снова осклабился, рванул дверцу своего «жигуленка», но садиться сразу не стал: поглядел на убогую машину, соображая, на чем будет ездить, когда дорвется до своего.
На «Форд-Торосе»? Или на «Эспасе-люкс»? И непременно с черномазым водилой за рулем, как обещал Хозяин! Рожа черная, а глаза оловянные… и чтоб каждого слова слушался, ублюдок!
Рваный залез в машину и повернул ключ стартера.
* * *
Утечка, несомненно, существовала – Винтер был в этом уверен. Он, впрочем, обладал достаточной подготовкой и опытом, чтобы не воспринимать подобный пессимистический вывод как катастрофу или преддверие к ней. В конце концов, любая сложная система, связанная с другими столь же громоздкими структурами, содержит ненадежные элементы – и самыми ненадежными являлись точки контакта, интерфейсы, перекачивающие данные наружу, в ООН, Интерпол, спецслужбы и государственные органы тех стран, которые финансировали открытые и закрытые проекты ВДО. Где-то там и просочилась лишняя информация – то ли об истинном предназначении ВДО, то ли о ее стратегии или конкретных работах, ведущихся в одном из звеньев.
Винтер считал это вполне закономерным – исходя из самых общих системных соображений. Он являлся превосходным специалистом, практиком и теоретиком, но вопреки смутным догадкам одного из своих сотрудников – куратора звена С – ему никогда не доводилось ловить шпионов. И на Шерлока Холмса он был совсем не похож. Невысокий, полноватый, в больших роговых очках, внешне Винтер представлял собой полную противоположность легендарному сыщику, хотя его прежняя профессия овала закономерным продолжением шерлокхолмсовской методы, освященной вычислительной техникой, кибернетикой и математикой конца двадцатого века. Он был системным аналитиком, одним из тех людей, которые могли разложить по полочкам, собрать вновь и оптимизировать все что угодно – начиная от конструкции посудомоечной машины и кончая смертоносной стратегией ядерной войны. В зрелые годы Винтеру, достигшему славы и немалых чинов, выпала судьба сделаться одним из отцов-основателей ВДО. Неудивительно, что он занял в ее иерархии весьма солидный пост.
