– Тогда он не мудрец, а злобный хитрец, – заметил я. – Настоящий мудрец не может быть злым и служить злу. Потому что зло обречено на поражение.
Вард посмотрел на меня с косой, едва заметной ухмылкой:
– Не ожидал от тебя таких слов. Все-таки мужчина в летах. Ты и правда в это веришь?
– Во что же еще нам верить? Если не верить в это, то и жить незачем.
– А как же все непотребства, что творятся в мире? Почему зло никак не удается победить полностью и окончательно? Почему страдает столько безвинных?
– Слабые страдания можно терпеть, а сильные быстро проходят, – ответил я словами древнего философа. – Злой человек может предать другого лютой смерти, но не властен навредить его душе.
Вард усмехнулся шире:
– Должно быть, тебе не доводилось бывать в пыточных подвалах. Там продашь все – и душу, и честь, и совесть.
– Возможно, – согласился я. – Если ты не можешь контролировать боль, то все возможно.
– И что тогда? Где же доктрина о безоговорочной победе добра?
– Зло может победить временно, на короткое время и в конкретном месте. Но глобально побеждает добро.
Лакерт покачал головой и прекратил спор. Мне не удалось убедить его. Но для того чтобы знать то, о чем говорил я, нужно иметь хоть какой-то опыт. Нужно видеть прекрасные миры, купающиеся в блаженстве, обитатели которых страдают лишь потому, что знают о страданиях других существ в менее совершенных мирах, которые тоже поднимаются по лестнице добра и любви.
Девушки помалкивали, испуганно глядя на нас. Они знали о глобальной борьбе добра и зла только из сказок. Там добро всегда побеждало. Безоговорочно, безоглядно, всегда и везде.
Тени мелькали в городе. И не видно было гонцов, но топот их раздавался в ночной тиши. И не слышно было шагов отдельных воинов, но земля гудела под ногами несметных полчищ. Страшное готовилось в Бештауне.
Девушки сидели в доме тихо как мыши. Валия не выпускала из рук отцовскую корону, хотя нужно было схоронить ее как можно дальше. Лучше – вообще распилить на кусочки, камни, серебро и золото спрятать в разных местах. Эльфия играла с подаренным мной кинжалом. Рубины в лучах свечей переливались всеми оттенками алого.
На Лакерта нашел очередной приступ плохого настроения и страха. Он выпил две бутылки вина и тихо хихикал у себя в спальне. Хорошо, что в пьяном виде молодой вор не был буйным. Скорее всего, Вард купил где-то в городе и наркотиков, а сейчас потешался над своими бредовыми видениями. Выяснять, чем конкретно он занят, у меня не было ни малейшего желания. Не люблю пьяных.
По всему выходило, что Лузгашу нужно срочно найти и обезвредить призрака, то есть меня. Как он будет действовать в данной ситуации?
Найти человека, которого он не знает, не видел и о котором мало наслышаны местные жители – задача сложная. Что бы сделал на его месте я? Поставил бы приманку и ждал, когда призрак объявится. Что будет делать Лузгаш? По всей видимости, то же самое. Но какой объект может служить приманкой для меня?
Девушка, которой я дорожу, рядом со мной. Надежда законного государства Бештауна – княжна Валия – тоже. Молодой вор, к которому я немного привязался, несмотря на его эгоизм и отрицательные черты характера, здесь. Как же можно заставить меня выдать свое местонахождение?
Взять заложников из числа мирных жителей и казнить их через равные промежутки времени. Для Лузгаша это – типичный прием. Понадеется ли он, что для меня такой оборот событий будет неприятным и неприемлемым? Даже если и нет, если я и бровью не поведу, что он теряет? Попробовать всегда можно.
Выполню ли я его условия, если ультиматум будет поставлен подобным образом? Все зависит от того, что он потребует. Но на переговорах он все равно попытается меня схватить…
Хватит медлить, надо брать инициативу в свои руки. Не ждать, что сделает враг, а делать упреждающие ходы самому. Мы ждали достаточно. Народ уже разочаровался в новом правителе, и многие вспоминают о правлении Валии с тоской. Еще неделя-другая – и Лузгаша начнут ненавидеть. Поднимется восстание. Наша задача – сделать так, чтобы повелитель Луштамга и его солдаты не утопили народный бунт в крови.
Идея проникновения в ставку противника не нова и не оригинальна. Что я могу узнать, даже оказавшись в шапке-невидимке в шатре Лузгаша? Чем смогу помешать ему, если убивать его не имеет смысла, а воинство его продолжает расползаться по территории княжества? Ответить на эти вопросы можно, только получив соответствующую информацию. Поэтому, когда в небе ярко загорелись звезды, я начал собираться на вылазку.
Девушки испуганно наблюдали за моими сборами. Они не хотели, чтобы я куда-то шел. Потому что считали, что должны идти со мной. А я не хотел совать их головы в пасть к тигру.
– Скоро вернусь, – коротко объяснил я. – Присмотрите за Лакертом. В случае опасности вышибите ему мозги, но не давайте переполошить соседей. Пьяный на войне – трижды преступник. Если дело пойдет так дальше, мы будем вынуждены его оставить. Сидите тихо, никого не пускайте, кто бы и что бы вам ни говорил. Я покажусь вам в кухонном окне, когда вернусь.
Быстро подправив заточку на своих мечах, я приладил их за спину, поверх темного плаща. Надел черную меховую шапку. Лицо и руки смазал жиром и копотью из очага. Сапоги на мне были черные.
Сгустком тьмы я вышел в ночь. В свете звезд нетренированному глазу разглядеть меня было невозможно. Луна еще не показалась из-за горизонта.
Собаки за высокими заборами при моем приближении начинали жалобно скулить. Они не слышали звука шагов, не видели никого во тьме, но чуяли запах. Времени и возможности избавиться от собственного запаха у меня сейчас не было.
Редкие прохожие меня не замечали. Они торопились убраться с темных, опасных улиц и реагировали только на блеск стали или топот патрулей.
На торжище ворочались люди. Не успели уйти солдаты и обыватели, как сюда снова вернулись купцы. Несмотря на опасность, дела их шли хорошо. Много денег было выброшено на рынок, большая потребность в разных товарах имелась и в войске Лузгаша, и среди жителей Бештауна и его окрестностей. От купцов пахло надеждой и страхом.
Между ставкой Лузгаша и городом рыскали почти бесшумные дозоры. В кустах расположились часовые. Обойти их стоило немалого труда. Впрочем, думаю, дозоры охраняли ставку не только со стороны города. Со стороны гор и степи охрана, очевидно, была еще крепче. Ведь мало какой враг полезет к повелителю полмира напрямую.
К счастью, фонарей дозорные не носили. Они сами полагались на скрытность. А вот частокол, ограждающий ставку, освещался редкими чадящими факелами.
Подходя к ограде, я сначала пригнулся, потом опустился на четвереньки. Последние метров тридцать пришлось ползти.
Частокол, к счастью, не был сплошным. Полежав под ним минут десять, с помощью слуха, обоняния и отчасти зрения я выявил расположение двух дозорных за забором. Они стояли редко. До того, что сторожил справа, было метров сто. До левого – метров пятьдесят.
