За гипсовой комнатой была дегтярная темнота, и я нащупывал путь руками и ногами. Наконец, я нащупал занавеску, сдвинул ее и вошел в черный зал. Там было большое молчаливое собрание. Как все это могло быть видимым, я не рассмотрел и даже не могу себе представить, так как стены и пол были скрыты чем-то, что казалось бесконечно черным, чернее черной беззвездной ночи, и вдобавок я никого не мог разглядеть отчетливо или хотя бы неясно в смешавшихся, разделенных и окруженных темнотой толпах. Казалось, что мои глаза никогда уже не будут видеть как прежде. Я тер глаза, смотрел снова и снова, но то, что я видел, не становилось отчетливее. Темнота смешалась с очертаниями, тишиной и с неясным движением широкого пространства. Все двигалось в призрачном, беспорядочном танце, заполненным повторяющимся мельтешением теней. И они не были мне незнакомы! Вот появилась женщина с восхитительными глазами, выглядывающими их пустого черепа, а там – вооруженный всадник на скелете коня, то тут, то там появлялись чудовищные рыщущие призраки. Я не смог уловить каких-то закономерностей или порядка в их потоках и круговертях. Если мне казалось, что я заметил-таки тень, которая передвигалась в осмысленном ритме танца, этот ритм ломался и снова торжествовал хаос. За развевающимися знаменами в руках казавшихся более прочными призраков собирались беспорядочные толпы теней, каждая из которых вела себя так, как ей заблагорассудится. Я повсюду высматривал принцессу, но нигде на этой мельтешащей калейдоскопом сцене ее не было, и даже признаков ее присутствия я не смог отыскать. Где она была? Что бы она могла сейчас делать? Никто не обращал на меня ни малейшего внимания, пока я бродил там и сям, разыскивая ее. Потеряв, наконец, последнюю надежду, я повернул назад, чтобы поискать ее где-нибудь еще. Наткнувшись на стену и придерживаясь за нее рукой, и так и не обнаружив никого, я вернулся к занавешенному проходу в переднюю.
Тускло освещенная луной, клетка леопардихи казалась помостом, с которого можно было наблюдать за безмолвным побоищем. Два поразительно отличающихся друг от друга силуэта – человеческий и звериный, со странно переплетенными и перемешавшимися телами и конечностями, корчились и сражались, сплетясь в тесных объятиях. Немедленно вслед за этим я увидел леопардиху уже вне клетки; она быстро шла к открытой двери. Поспешив за ней, я бросил взгляд назад и увидел леопардиху в клетке, лежащую точно так же без движения, как тогда, когда я ее впервые увидел.
Луна, прошедшая уже полпути, освещала все вокруг ровным светом, бесплотная тень, которую я видел накануне ночью, шла под деревьями к воротам; а за ней шла леопардиха, покачивая хвостом. Я пошел вслед за ними, но на некотором расстоянии и так же тихо, как они, но ни одна из них ни разу не оглянулась. Мы прошли через открытые ворота и спустились в город, тихий, как лунный свет над ним. Лик луны был очень спокойным, и в этом его спокойствии было ожидание.
Тень направилась прямо к лестнице, на верхней площадке которой я отдыхал прошлой ночью. Не задержавшись ни на мгновение, она поднялась по ней, и вслед за ней поднялась и леопардиха. Я пошел быстрее, но спустя мгновение услышал крик ужаса. Затем что-то мягко шлепнулось между мной и лестницей, и у моих ног оказалось тело, чудовищно грязное и изувеченное, но в нем вполне еще можно было разглядеть ту женщину, которая пригласила меня к себе домой и после выставила меня вон. Пока я стоял, окаменев, крапчатая леопардиха спрыгнула вниз с лестницы, держа в пасти младенца. Я бросился к ней, чтобы успеть до того, как она встанет на ноги, но в этот самый миг откуда-то из-за моей спины белая леопардиха, словно огромная, раскаленная, сверкающая серебром полоса, выпрыгнула из лунного света и вцепилась ей в глотку. Та уронила ребенка, я поймал его и стоял, глядя на то, как они сражаются друг с другом.
Что это было за зрелище! Ни одна, ни другая не побеждали, обе слишком поглощенные битвой, когда ничего не было слышно, кроме низкого ворчания, хнычущего вопля, гневного рыка, следующего за скрежетанием когтей, когда каждая из них, толкаясь, терзая и таская соперницу боролись чтобы устоять на тротуаре. Крапчатая леопардиха была больше белой, и я волновался за своего друга, но вскоре я заметил, что, хотя она была ни сильнее, ни быстрее, выносливости у нее было больше. Ни разу она не выпустила из пасти шкирку противницы.
Наконец, из глотки крапчатой вырвался предсмертный вой, быстро превратившийся в продолжительное крещендо последнего вопля умирающей женщины. Белая леопардиха разжала челюсти; крапчатая упала в сторону и поднялась на тонкие ноги. Выпрямившись в лунном свете стояла принцесса, и спутанные колышущиеся тени бежали по ее бледному лицу – темные пятна леопардовой шкуры спешили, толпились, бежали под защиту ее глаз, где погружались в небытие. Несколько последних, более выразительных и припозднившихся, смешались с облаком ее струящихся волос, обнажили ее красоту так, как легион маленьких дымков, несомых ветром, исчезает с серебряного диска луны, и, вниз по белой колонне ее шеи от самой глотки, текли струйки крови из каждой из жутких ран, нанесенных зубами ее соперницы. Она отвернулась, сделала несколько шагов тяжелой походкой Гекаты, упала, снова покрылась пятнами и удалилась длинными прыжками.
Белая леопардиха тоже повернулась, прыгнула ко мне, толкнула меня под руки, поймала ребенка, когда он падал, и понесла его вдоль по улице к воротам.
Глава 27
МОЛЧАЛИВЫЙ ФОНТАН
Я повернулся и последовал за пятнистой леопардихой, заметив, что она карабкается на бровку холма, к воротам замка. Когда я добрался до парадного зала, принцесса набросила на себя одежды, которые она оставила у входа на полу. Ее раны уже перестали кровоточить, а кровь засохла, высушенная ветром.
Когда она заметила меня, вспышка гнева исказила ее лицо, и она отвернулась. Затем, с натянутой улыбкой, она посмотрела на меня и сказала:
– Я попала в небольшую передрягу! Я узнала, что женщина-кошка снова наведалась в город, и спустилась, чтобы прогнать ее прочь. Но она прихватила с собой одно из своих ужасных созданий: оно набросилось на меня и вцепилось мне в шею прежде, чем я успела ударить его!
Она дрожала, и я не мог не пожалеть ее, хотя и знал, что она лжет, – ведь раны ее были вполне настоящими, а ее лицо напоминало мне сейчас, как она выглядела тогда, в пещере. В сердце своем я чувствовал себя виноватым в том, что не помог ей, когда она сражалась, и, боюсь, по мне это было заметно.
– Какая неосмотрительность! – сказала она, выдавив из себя еще одну улыбку. – Да не плачьте же, в самом деле! Подождите меня здесь, я загляну на минутку в черный зал. Я хочу чтобы вы кое-что сделали для моих царапин.
Но я пошел за ней, не отставая. Я боялся ее, когда она была вне поля моего зрения.
В тот миг, когда принцесса вошла в зал, я услышал звук множества низких голосов, и, одна за другой, толпы по очереди стали высвечиваться словно бы лучами света, которые путешествовали от точки к точке. Группа за группой на некоторое время словно выступали из темноты и снова возвращались в общий хаос, пока другая часть громадной толпы словно вспыхивала на мгновение.
