— Тебе сюда нельзя, Гибби, — сказала Джиневра, подходя к нему. — Ступай на кухню, к миссис МакФерлейн. Она даст тебе всё, что ты хочешь.
Но Гибби начал бурно жестикулировать, знаками показывая ей, чтобы она следовала за ним. Она решила, что он просит её пройти с ним на кухню, чтобы вместо него поговорить с экономкой, но зная, что её приход лишь усугубит ярость домоправительницы, лишь отрицательно покачала головой и вновь отошла к окну. На мгновение ей показалось, что буря немного утихла, но стоило ей выглянуть на улицу, как она вскрикнула от ужаса и изумления и замерла, напряжённо глядя вниз на лужайку. Гибби, быстро и неслышно подошедший к окну вслед за ней, тоже выглянул и понял, почему она так испугалась. Её ручей, только что бесновавшийся внизу, исчез! Внезапно Гибби понял, что это значит. Не имея возможности действовать с помощью уговоров, он подхватил девочку на руки и рванулся прочь из комнаты. К тому времени она уже вполне доверяла ему и поэтому не стала ни вырываться, ни кричать. Он сбежал с нею по лестнице и выскочил из дома через парадную дверь. Она казалась ему легче пёрышка, особенно сейчас, когда он был так возбуждён и взволнован. Как только они оказались на улице и Джиневра увидела Глашберн, яростно прорывающий себе путь через всю лужайку и подступивший уже почти к самому порогу, она поняла, что им непременно надо спасаться, хотя ещё не вполне осознала, зачем им было так торопиться. Каждые несколько минут огромная волна накатывала на дорожку, захлёстывая её ярдов на пятнадцать, и вновь опадала, оставляя после себя груды отмытого с берега песка и таким образом всё время расширяя своё русло.
— Отпусти меня, Гибби, — попросила Джиневра. — Я побегу быстро–быстро, ты только скажи.
Он тут же повиновался.
— Ой, — тут же воскликнула она. — А как же миссис МакФерлейн? Знает ли она, что тут творится? Пойди, постучи в окно на кухне!
Гибби тут же подскочил к кухонному окну, три раза торопливо, но громко стукнул по стеклу, стремглав примчался назад к Джиневре, схватил её за руку и побежал, таща её за собой, пока она тоже не начала нестись во весь опор. Они резко завернули за левый угол дома и помчались по направлению к опустевшему руслу. Когда они перебирались через него, даже Джиневра, не привыкшая к подобным зрелищам, ясно увидела, что произошло. Неподалёку от них, чуть выше по течению ручья в него обвалился весь правый высокий берег. Не осталось ни дерева, ни кустика, ни прибрежного мха, повсюду виднелся только мокрый голый камень. Внизу же лежала огромная гора земли вперемешку с корнями, стволами и ветвями, беспорядочно торчащими во все стороны, загораживая путь бегущей сверху воде, которая с рёвом колотилась об эту обрушившуюся громаду с противоположного края. Гибби с Джиневрой слышали, но не видели её. В любое мгновение ручей мог прорвать неожиданно образовавшуюся плотину и снова кинуться в привычное русло. Поэтому они поспешили вскарабкаться на противоположный берег. Местами берег был очень крутым, илистая почва скользила под ногами, как будто пытаясь увлечь их вместе с собой на дно, а ветер грозился с корнями вырвать деревья, за которые они цеплялись, вместе с ними поднять их в воздух и унести, куда глаза глядят. Наконец после долгого и трудного подъёма они выбрались наверх. Перед ними открылось потрясающее зрелище. Пленённая вода крутилась мощным пенистым водоворотом, билась об оползень, а потом вдруг свернула влево и сердитой, неистовой рекой понеслась навстречу Глашберну прямо по лесу, по камням и кустам наперекор ветру, сшибающему макушки с клубящихся волн. Глашберн вздыбился ещё сильнее и загрохотал в полный голос. Он молниеносно проложил себе новое русло, каждую секунду вырывая всё новые и новые деревья, которые, как ракеты, уносились дальше по течению.
Гибби с Джиневрой подняли глаза и увидели, что начинался ручей высоко на горе; его серебристая лента, падавшая с утёса, взрывалась прямо у них под ногами, превращаясь в кипящее бурое неистовство. Ветер едва не сбивал их с ног, но они лишь крепче прижались к серым валунам и увидели, что воздушная струя над их головами мгновенно заполнилась ветками, листьями и клочками серой пены, как будто подражая потоку, бегущему внизу. Только тогда Джиневра в полной мере осознала, какая опасность угрожает её дому и от какой беды Гибби её спас. Теперь, когда к Глашберну присоединился ещё один бушующий поток, он так раздулся и поднялся, что подобрался уже чуть ли не к самой двери особняка — по крайней мере, сверху им казалось, что лишь какие–то несколько футов отделяют воду от двери. Но задерживаться было нельзя. Ближайшим укрытием был притулившийся на скале дом Грантов, и Гибби знал, что Джиневре понадобятся все её силы, чтобы до него добраться. Он снова взял Джиневру за руку.
— Но как же миссис МакФерлейн? — воскликнула она. — Ой, Гибби, мы не должны оставлять её одну!
Вместо ответа Гибби показал вниз, где миссис МакФерлейн вместе с Ангусом перебирались через опустевшее русло ручья. Увидев, что с нею рядом егерь, Джиневра успокоилась, и они тут же не мешкая начали подниматься в гору, потому что Гибби хотелось, чтобы до темноты она оказалась в безопасности и как следует согрелась.
Теперь от дома их отделяли оба ручья, что значительно осложнило их путь.
Ручей поменьше образовался из карового озерца, и Гибби с Джиневрой пришлось обойти его кругом, а иначе Джиневра никогда не смогла бы попасть на другую сторону. Потом им надо было перебраться через Глашберн. Такое восхождение показалось бы тяжким любой девочке, особенно если она так мало привыкла к подобного рода упражнениям, но хуже всего было то, что Джиневра выбежала из дома в домашних туфлях, которые то и дело соскальзывали и мешали карабкаться наверх. Но ей было так радостно сражаться с буйствующей стихией и попасть в настоящее приключение, так приятно впервые почувствовать свою силу, что довольно долгое время она почти не чувствовала усталости. К тому же она была без шляпки и без плаща, что в такой дождь и ветер было, скорее, преимуществом. Главное было всё время двигаться, чтобы не замёрзнуть. Гибби разорвал свой носовой платок и постарался покрепче привязать туфли к её ногам, но когда туфли окончательно промокли и изорвались, он стащил с себя куртку, оторвал от неё рукава и ловко привязал их вокруг её ступней и щиколоток. Волосы тоже мешали ей идти. Они постоянно застилали глаза не только ей самой, но и Гибби, а время от времени ветер довольно чувствительно хлестал тяжёлыми мокрыми прядями по её лицу. Но она мужественно продолжала идти вперёд, и хотя Гибби не мог приободрить её словом, у него всегда была наготове дружеская улыбка и заливистый смех, и он сам был так весел, так бесстрашен, так свободен от всякого сомнения и страха и с такой радостью делал всё возможное, чтобы облегчить ей путь наверх, что его молчание нисколько не тяготило её. Время от времени он останавливался, давая ей возможность передохнуть, и, чтобы немного отвлечь её от трудного восхождения, указывал на странную картину, разворачивающуюся внизу.
Когда они добрались до единственного места, где хоть как–то было можно перебраться через Глашберн, уже начало смеркаться. Он подхватил её на руки, перенёс через поток, и они тут же начали спускаться прямо к домику Грантов. Войдя в дом, Джиневра опустилась в кресло Роберта, рассмеялась, потом заплакала, а потом снова рассмеялась. Гибби раздул тлеющие искры, принёс ещё торфа, развёл жаркий огонь и подвесил над ним котелок с водой. Потом он открыл сундук Джанет, знаками попросил Джиневру взять оттуда всё, что ей нужно, а сам отправился в хлев и в изнеможении бросился на кучу мокрой соломы, изо всех сил стараясь не заснуть. Немного отдохнув, он поднялся и вернулся в дом. Войдя, он звонко рассмеялся, и одновременно с ним весело засмеялась Джиневра: эта маленькая леди переоделась в будничное платье Джанет и теперь преспокойно мешала ложкой в котелке, где булькала овсянка. Она выглядела донельзя забавно. В кладовке Гибби обнаружил большой горшок с молоком, и они тихо и радостно поужинали. Затем Гибби приготовил гостье постель в своём углу, и в эту ночь она спала так, как не спала уже много недель.
