Мороз пробрал её до самых костей. Ей казалось, что сам воздух наполнен острыми прозрачно–голубыми иголками жгучего холода, которые пребольно кололи всё её тело. Как она опустилась! Что подумала бы о ней покойная тётушка? А что если это не просто мороз, а холод приближающейся смерти? Как это страшно — веками лежать в гробу, с землёй во рту, всё время безнадёжно тоскуя по стаканчику виски! Тут на память ей пришёл стих откуда–то из Нового Завета о том, что Божье Царство «не для пьяниц». Она всегда верила в Бога, сказала она себе, но сколько бы ни говорили проповедники о том, что спасение даётся только по вере, она знала точно: умри она сегодня, дорога ей одна: в адское пламя. Вон и миссис Меркисон выглядывает из окна своей лавки! Её в городе всё так же уважают и почитают. Интересно, а где бы оказалась миссис Меркисон, умри она сегодня ночью? Ну, по крайней мере, никто из знакомых не пожелает ей вечного проклятия. А вот умри старая тётка Кроул, так многие (в том числе и мистер Склейтер) подумают, что будет только справедливо, если она в тот же час окажется в огненной геенне!
Тут они завернули во двор старого особняка Гэлбрайтов.
«Должно быть, маленький Гибби хочет привести меня к покаянию, — подумала про себя миссис Кроул. — Сейчас он покажет мне, где умер его отец и в какой нищете они оба жили, — а всё из–за моего виски и из–за моей лавки! И ведь я всегда его привечала, чтобы он приходил почаще! Наверное, теперь Гибби хочет, чтобы я бросила пить. Что ж, сейчас я и сама пью меньше, чем раньше, и не прочь была бы совсем оставить это проклятое виски, пока ещё жива!»
Тем временем Гибби вёл её наверх по тёмной лестнице. Добравшись до широкой, похожей на залу площадки, он открыл какую–то дверь, и миссис
Кроул смущённо отступила в безмолвном изумлении. «Наверное, здесь меня дожидается эта благородная дама, жена священника!» — лихорадочно подумала она. Неужели её снова оскорбят и унизят? Она гневно оглянулась на своего спутника, но его улыбка успокоила её, и она шагнула внутрь.
Это была почти что роскошная комната, убранная в сдержанных, но глубоких тонах и выглядящая несколько старомодно из–за внушительной, величавой мебели. В камине пылал жаркий огонь, на столе горели свечи, а сам стол, застланный белой скатертью, был накрыт на двоих. Гибби закрыл дверь, поставил возле огня кресло для миссис Кроул, уселся сам, вытащил свой блокнот и написал: «Не хотите ли Вы стать моей экономкой? Я буду платить Вам сто фунтов в год». Он передал написанное миссис Кроул и ждал, что она ответит.
— Господи Боже мой, сэр Гибби! — воскликнула она, в испуге вскакивая с кресла. — В своём ли ты уме? Разве нищая старуха вроде меня может хозяйничать в таком богатом доме? Да ещё в таких отрепьях? От этого самому сатане смешно станет, а ведь он смеётся раз в сто лет!
Гибби поднялся и, взяв её за руку, повёл к двери в соседнюю комнату. Там оказалась спальня, так же роскошно убранная, и если до сих пор миссис Кроул только удивлялась, то теперь она была просто поражена. Здесь тоже был разведён огонь, на комоде горели свечи, на полу стояла ванна, наполненная горячей водой, а на кровати красовалось платье дорогого чёрного шёлка со всем необходимым бельём и прочими мелочами, от воротничков, манжетов и перчаток, до нарядного чепца и пары крепких туфель. Всё это Гибби купил сам, умело пользуясь теми знаниями, которые приобрёл, расхаживая по магазинам вместе с миссис Склейтер, и советами её портнихи, которой он доверил свою тайну и которая охотно взялась ему помочь. Знаками он показал миссис Кроул, что всё здесь к её услугам, и вышел.
Как во сне, она повиновалась странному и быстрому стечению обстоятельств, но всё же успела придти в себя достаточно для того, чтобы одеться с особой тщательностью. К тому же, она не была ни настолько порочной, ни настолько уродливой, чтобы не получить от этого изрядного удовольствия. Глядя на её восторг при виде черепахового гребня, щёток с ручками слоновой кости и огромного зеркала, можно было подумать, что она с рождения была самой настоящей благородной леди, но только теперь ей чудом вернули привычную роскошь её юности.
Она появилась в столовой примерно через час. Казалось, что из спальни вышла совсем другая женщина, настолько разительна была совершившаяся в ней перемена. Она вошла, не улыбаясь и не краснея, а вытирая с глаз счастливые слёзы, как ребёнок, который не может понять и вместить внезапно свалившегося на него блаженства. Я не осмеливаюсь даже предположить, что подумала бы миссис Склейтер при виде этой «ужасной женщины», которую Гибби умудрился одеть не менее богато и изящно, чем одевалась она сама. Это и вправду был чудесный наряд, и оба они были безмерно им довольны. Миссис Кроул вошла в спальню пристойно одетой работницей, а вышла оттуда величавой дамой, на которую было приятно посмотреть и которая пыталась теперь оправиться от поразительного, но счастливого сюрприза. Гибби был настолько удовлетворён её внешним видом, что несмотря на всю свою взрослость и новообретённое положение, с восхищением затанцевал вокруг неё со свечой в руке, грозя подпалить её шёлковое великолепие. Но ничего страшного не случилось, и он, поставив свечу на стол, снова, как в детстве, заплясал от радости, как всегда завершив свой буйный танец стойкой на одной ноге.
Затем они уселись за простой и вкусный ужин, тоже приготовленный Гибби. Когда они подкрепились, Гибби встал, подошёл к стоявшему в углу бюро, и принёс оттуда лист бумаги, на котором было ясно и чётко написано: Я обязуюсь исполнять всё, что потребует от меня сэр Гилберт Гэлбрайт, пока его приказания не противоречат моей совести, и согласна на то, что если я хоть раз попробую виски, он немедленно отошлёт меня безо всяких дальнейших объяснений.
Гибби протянул эту бумагу миссис Кроул. Она прочла написанное и оглянулась в поисках пера и чернильницы: она боялась, как бы Гибби не подумал, что она колеблется. Гибби принёс ей всё необходимое, она подписала этот договор, и они скрепили его крепким рукопожатием.
Затем Гибби провёл её по всему дому. Сначала он показал ей свой кабинет и спальню, а потом чердак, который так и оставался нетронутым с того самого дня, когда там умер его отец. Там он выразительно посмотрел на неё, желая сказать: «Видите, до чего доводит людей виски?», но её совесть истолковала его взгляд иначе: «Видите, до чего Вы довели моего отца?» Далее они спустились на этаж ниже, и миссис Кроул увидела несколько пустых спален, только что отделанных и заново покрашенных, с двойными окнами, во внутренние рамы которых было вставлено матовое, непрозрачное стекло.
Знаками он дал ей понять, что поручает ей как следует обставить эти комнаты, по возможности покупая мебель у миссис Меркисон. Вернувшись в гостиную, он рассказал ей о своём замысле, объяснив, что обставил дом таким образом потому, что не хочет больше оставаться бездомным бродягой, которому некуда пригласить других таких же странников и пришельцев. Он принёс с комода лежавшую на нём Библию и открыл Книгу Исход, где говорилось: «Пришельца не притесняй и не угнетай его, ибо вы сами были пришельцами в земле Египетской». Миссис Кроул снова вспомнила свои скитания по деревенским дорогам и ночи, проведённые под открытым небом.
Тем временем Гибби дал ей понять, что она должна с почётом и радушием принимать любого гостя, которого он приведёт к ней в дом. Для себя самой она может нанять служанку, если, конечно, хочет, но помогать ему ухаживать за гостями должна будет сама — во имя Сына Человеческого. Она охотно согласилась на эти условия, но и слышать не желала о другой прислуге: чем больше ей будет работы, тем лучше, сказала она. Завтра же она продаст лавочку, товары и всю мебель на своём чердаке. Однако Гибби сам забрал у неё ключи и от лавки, и от чердака. Далее он настоятельно попросил её никому и никогда не рассказывать о том, для чего он отстроил этот старый дом: если людям станет известно, чем он занимается, пояснил он, вся его задумка пойдёт прахом и ему придётся полностью от неё отказаться. С этими словами он провёл её на нижний этаж и показал ей незаметную дверь, ведущую прямо в нищий домик, примыкающий к особняку сзади. Именно через эту дверь он будет приводить и уводить своих гостей, чтобы они не догадались, где им довелось переночевать. Затем он попросил миссис Кроул прочитать ему вслух сто шестой псалом и, когда она закончила, откланялся, пожелав ей спокойной ночи и пообещав вернуться в особняк, как только начнётся новый семестр, то есть через неделю; до тех пор он останется в доме Склейтеров.
