Но меня уже понесло.
— Да, как эгоист. Холодный, бесчувственный. Не могу поверить, что ты мой отец.
Я повернулась и побежала. Все на меня смотрят. Опять двадцать пять.
Думают: и откуда свалилась эта несносная неблагодарная девчонка?! Только мне наплевать, что они там обо мне думают.
Я бросилась к задней двери яхт-клуба. Она вела на рабочий двор с помойными контейнерами.
Вот так и надо. Там мне и место.
Я вылетела на улицу и громко разрыдалась. И тут сердце у меня оборвалось.
Этот парень стоял там.
3
Контакт.
Калитка. Дуй в ворота.
Она была у него за спиной. В высоком заборе из круглого штакетника.
Я хотела было проскочить мимо него, но он загородил мне дорогу.
— Что с тобой? — спросил он.
— Да ничего. Слушай, шел бы ты своей дорогой.
— Ради бога, я просто… просто я хотел извиниться.
— За что?
— За то, что произошло там. С твоим дедушкой. За нож.
— Прощаю. Пока.
И снова двинулась к калитке. На сей раз он отступил в сторону.
— Он говорит, ты на него похожа, — неожиданно сказал парень.
Я резко остановилась:
— Кто говорит?
— Твой дедушка. Он говорит, вы родственные души. Что вы друг друга насквозь видите.
— Он все это тебе сказал?
— Это правда?
— Ничего подобного.
Родственные души!
Мне как-то не приходилось так думать о дедушке Чайлдерсе. Но если по правде говорить, все так оно и есть. Я ему ближе, чем большинству своих подруг. Не представляю, что буду делать, когда он…
Только этого еще не хватало! Давай-ка без слез, Рейчел. Глаза опять на мокром месте.
— Босс хотел было меня гнать взашей, да твой старик меня выручил.
— Он свой парень, — поддакнула я. — Иногда мне кажется, даже чересчур.
— Он всегда такой был.
— А ты-то откуда знаешь?
— Я знавал его. В былые годы.
— Что-то не припомню тебя.
— Может, я не из тех, кого запоминают.
— Ты живешь в наших краях?
— Жил, давным-давно. А сейчас снова переехал сюда.
Везет же нам!
Не лезь в бутылку, Рейчел.
Но меня что-то взбесило.
Где-то он, видать, маху дал.
Но дедушке Чайлдерсу он, похоже, пришелся по душе. Значит, ничего плохого в нем нет.
— Меня зовут Рейчел. Не обижайся, я это так…
— Колин. — Он пожал плечами. — Да ерунда. Я понимаю. Ты и без того расстроена.
— Но ты же сам понимаешь, ты тут ни при чем.
— И на том спасибо.
— Не могу туда вернуться.
— Так и не возвращайся. Постой здесь. Очухайся малость. За меня можешь не беспокоиться. Я никому не заикнусь, что ты здесь.
— Хорошо.
Я присела на деревянный бочонок, подальше от вони помойки.
А он вернулся на кухню вытаскивать оттуда пластиковые мешки.
Вел он себя спокойно и выдержанно. Попусту не шумел.
Если говорить по совести, несмотря на засаленные патлы и грубоватые черты, он был скорее даже приятен. Глаза ярко-зеленые, брови черные как смоль и густые, цвет лица золотисто-оливковый.
Но главное, он и в самом деле сочувствовал мне.
Я это мало про кого могу сказать.
— Ладно, — говорит Колин, — мне пора возвращаться. Тебе получше?
Скажи ему.
Я покачала головой, с трудом сдерживая слезы:
— Дедушка… Я думаю, что дедушка Чайлдерс долго не протянет.
Глаза у Колина потемнели.
— Он стар, Рейчел. И прожил долгую славную жизнь.
— У него порок сердца. А мои родители не очень хорошо обращаются с ним. Им дела нет до того, что ему хочется.
— Лично я был бы счастлив, если бы в день моего рождения мне устроили такую поездку по морю.
— Но он-то этого не хочет. Он цепенеет при одной мысли, что надо выйти в море.
Колин засмеялся:
— Это он-то! Да такой человек ни от чего не цепенеет!
— Вовсе нет. Он попал однажды в кораблекрушение. Это было здесь, в заливе. Тогда он потерял всех, кого любил.
— Он один пытался спасти всех ребят. Он вел себя как герой.
— Ну конечно. Ты был там, — не без сарказма сказала я.
— Да об этом все знают. К тому же, Рейчел, это было шестьдесят лет назад. Он совершенно забыл об этом.
— Сейчас ты говоришь, как все они. Подумаешь, несколько смертей, плохой день, вырастешь — забудешь. До свадьбы заживет. Разве такое забывается? Даже героев мучают кошмары и страхи. Ты думаешь, они исчезают с годами?
— Я так не говорил…
Хватит.
Уходи.
Я двинулась к калитке.
— Подожди! — Он схватил меня за плечи.
Я хотела сбросить его руки, но он развернул меня лицом к себе. Я почувствовала, как его зеленые глаза проникают прямо мне в сердце. Они, словно магниты, вытягивали из меня сокровенные чувства. Они говорили, чтоб я не сердилась на него, что все в порядке, что он все понимает, он со мной.
Я пыталась бороться с собой и не давать выхода накопившимся слезам, но меня вдруг прорвало, и я разрыдалась, уткнувшись лицом в его плечо. Я почувствовала, что по моим волосам будто ветерок прошел, а потом поняла, что это пальцы Колина. Они были такие чуткие, ласковые.
— Наверно, ты думаешь, я чокнутая, — пробормотала я.
Колин ничего не сказал, только крепче обнял меня и качал как ребенка. Это продолжалось минуты две-три, но казалось, прошел целый час.
— Когда я был маленьким, — шептал он, — я спал с маленьким белым кроликом. Я всюду его с собой таскал. Как-то раз я выронил его на улице и не заметил, пока не пришел домой. Я был в отчаянии, и моя мама тоже. Она пошла на улицу, несмотря на проливной дождь, и отыскала его в канаве. Он промок насквозь и весь испачкался. Когда она вернулась с ним, мы с ней оба заплакали. С тех пор я всегда с ним спал — до недавнего времени.
— Правда?
Он отвернулся:
— Правда.
— А как его звали?
— Пушок.
Уж не знаю, что меня рассмешило — лицо ли его, вдруг изменившееся, или это дурацкое имя, которое так чудно было слышать из уст такого большого парня, только я рассмеялась.
