Дети зааплодировали и чокнулись с ним минералкой.
Потом были куриные котлетки «деваляй», десерт и безалкогольное шампанское, потом Славик пригласил Катю танцевать (саксофон играл отвратительно), а Маринка и Курт остались за столом, увлеченные десертом: свежей клубникой, покрытой шапкой взбитых сливок.
Только после одиннадцати Курт с идиотски счастливым лицом расплатился с официантом кредитной картой. (У Славика при этом словно камень свалился с души.)
— Я хочу спать, — заявил Курт, поднимаясь из-за стола. — О! — он заулыбался. — Надо немного отпустить…
Никого не стесняясь, он задрал полу пиджака и отпустил на несколько дырочек свой брючный ремень.
— Теперь хорошо.
Дети проводили Курта до гостиницы и распрощались, пообещав утром за ним заехать.
— Завтра я плыву четыреста метров и беру золотую медаль, потом прыгаю с шестом и беру другую, — пообещал немец. — Ауфвидерзеен.
Потом Маринка пошла домой одна, а Славик отправился провожать Катю.
4
Международный скандал?.. — В какие куклы играет майор Мракобесов. — Мальчик или подопытный кролик?
Дети закончили рассказывать о том, что сами знали, и в кабинете наступила тишина. Генерал Потапов и майор Мракобесов смотрели на них во все глаза. Затем Потапов казенным голосом проговорил на одной ноте:
— Подите вон и ждите в приемной.
Как только дверь закрылась, генерал вскочил с места и заходил по кабинету.
— Мракобесов, я убью этих детей, я не могу больше с ними возиться. Убью и сам застрелюсь из табельного оружия. Теперь они еще втянули дочку губернатора. Ты понимаешь, что это значит?
Мракобесов молча курил.
— Ты понимаешь, что это значит?! — наклонившись, закричал Потапов ему в лицо.
— Ну, так… — рассеянно отвечал Мракобесов, задумавшийся о чем-то своем.
— Так вот я тебе скажу сейчас, что будет: международный скандал, бойкот, экономические санкции, железный занавес!..
— Ну-ну, — очнулся Мракобесов. — Это вы чересчур загнули.
— Чересчур? А как тебе нравится такая картинка: губернатор руками своей малолетней дочери выводит из игры самого перспективного спортсмена. Да как только эта пакость просочится в СМИ, половина участников разъедется по домам. Позор будет на весь мир, еще хуже, чем в 80-м!
— Знаем только мы двое. А детей надо изолировать.
— Изолировать? Это как?
— Надо подумать.
— Хорошо, допустим, во избежание международного скандала мы, с согласия губернатора, спрячем детей от репортеров. Но ведь были и другие свидетели, есть, в конце концов, сам пострадавший, которому вы никак не заткнете глотку!
— Курт будет молчать.
— Это еще почему?
— Скоро вам все станет понятно из доклада лейтенанта Яблочкина.
— Допустим. Но другие — повар, официант? У них было достаточно времени, чтобы растрепать о вчерашнем направо и налево.
— У них не было времени, — спокойно возразил Мракобесов. — И повар и официант уже у меня и дают показания. Лично мне все представляется нелепой случайностью. — Он включил один из мониторов, и Потапов с ужасом увидел пыточную камеру, в которой на дыбе, в отблесках пламени с заломленными за спиной руками висели две голые окровавленные фигуры. Палач в красном колпаке и клеенчатом фартуке делал свое дело, зажав в клещах раскаленное до красна железо.
Потапову показалось, что в нос ему ударил запах паленого мяса, и он отрывисто приказал «уберите!». Затем распахнул окно и долго смотрел перед собой.
Мракобесов выключил монитор.
— Да, генерал, я думаю, что в их действиях не было никакого злого умысла, но сейчас они готовы признаться в том, что убивали людей и кормили посетителей человеческим мясом.
— Мракобесов, — генерал Потапов наконец обрел дар речи.
— Да, я вас внимательно слушаю, генерал.
— Сегодня же вы пойдете под трибунал. А затем я уйду в отставку.
— Вы это серьезно?
— Более чем. Я откладывал это решение, полагая, что так будет лучше для пользы дела. Однако то, что я сейчас увидел, не дает мне права ни дня более находиться в должности руководителя Петербургской милиции. Гражданин майор, вы арестованы.
— Нет, не так. Это вы уйдете в отставку, генерал, а я сяду на ваше место.
Потапов медленно обернулся, одновременно расстегивая кобуру с табельным орудием.
В кабинете никого не было.
Значит, он ослышался? Но, может быть, не было и никакой пыточной камеры? Ему сегодня же необходимо обратится к врачу; возможно, сказывается переутомление последних дней.
В кабинет без стука просунулся чрезвычайно взволнованный секретарь:
— Михал Михалыч! — выкрикнул он. — Яблочкин на связи!..
* * *
Тем временем Мракобесов спустился в Секретный отдел, прошел по пустым коридорам, по гремучим железным ступенькам спустился еще ниже, в котельную, миновал еще один коридор, темный и обшарпанный, остановился и навалился плечом на тяжелую дверь пыточной камеры.
В дыму и в чаду, в отблесках пламени, на дыбе висели замученные повар и официант ресторана «Разгуляй».
Мракобесов натянул кожаные перчатки, вынул из кармана изящный перочинный ножик с перламутровой ручкой и приблизился к несчастным вплотную.
— Что говорят?
— От всего отказываются, патрон.
— От чего именно?
— Говорят, что никого не травили. Шкуры с них надо содрать, тогда признаются.
— Чем кормили немца? — спросил Мракобесов, обращаясь к официанту.
— Солянка сборная, котлеты деваляй, десерт, — прошептал официант.
— Громче!
— Не могу… голос…
— Они оба голос сорвали, патрон, — объяснил палач.
— Ну так нечего было орать. Что пили?
— Минеральная вода, безалкогольное шампанское.
— Отраву куда сыпали в воду или в закуску?
Официант заплакал.
— Надо еще часок с ними поработать, — сказал палач, разогревавшим в пламени стальной прут. — Хотя если честно, патрон, то или они сознаются сразу, или начинают на себя наговаривать.
Мракобесов шагнул к повару, двумя пальцами широко раскрыл ему глаз и поднес к зрачку острие перочинного ножа:
— Теперь соображай быстро. Чем немец мог травануться, что ты в котлеты подмешал, падла? Какую тухлятину на фарш пустил?
— Солянка… — выговорил повар сквозь начавшие душить его рыдания. — Котов…
— Что? Кошку на мясо разделал?!
