– В кино актёры, а не людоеды.
– А здесь по-твоему кто?..
Мямлик залез в воду и стал купаться в лазурном, с белой пеной, морском прибое. Он кувыркался, нырял, фыркал и что-то радостно, в превосходных степенях, выкрикивал.
Когда ему надоело купаться, он позволил волне вынести себя на мокрый песок, поднялся и сказал:
– Подобно богине красоты и любви рождаюсь из морской пены. Прекрасный и бесстыдный в своей ослепительной наготе.
Шустрик, в отличие от своего, условно говоря, резинового друга, был сделан из сверхпрочной стали. Он хотя и не боялся воды, но обычно ухаживал за собой другим манером. Сначала он протирал внешние поверхности спиртом или одеколоном, затем полировкой, а после – бархаткой.
– Ну что, грязнуля, – сказал Мямлик, несколько раз присев и махнув руками, разминаясь и поскрипывая от чистоты. – Похоже, что мы в «Золотом ключике».
– Это где? – спросил Шустрик.
– Это, надо полагать, в Италии. Тому назад лет двести или триста.
– Что будем делать?
– Делать нам тут по большому счёту нечего. Тут уже работает товарищ из нашей редакции…
– Буратино и Мальвина, – подсказал Шустрик.
– Даже двое.
– Полезем дальше?
– Полезем. Только знаешь что… Пойду дёрну напоследок за бороду этого… который с плёткой.
– Карабаса Барабаса? – подсказал Шустрик.
– Его.
– А вообще-то за что?
– Так, фальшиво играет. Не понравился.
И Мямлик решительно направился к театру.
– Погоди, – поспешил за ним Шустрик. – Я тоже посмотрю.
Карабас Барабас сидел в кладовой за дощатым столом и хлебал борщ из огромной миски. Мясо он доставал руками, мазал горчицей и ел, громко чавкая. Затем он откусывал батон, вытирал руки о завязанную на шее салфетку и снова брался за деревянную ложку. Большая часть его бороды была упрятана под салфетку, а на той части, которая была выше, висела капуста.
Шустрик и Мямлик залезли на стол и подошли к миске. Директор театра продолжал есть как ни в чём не бывало, поглядывая на человечков без признаков испуга, тревоги или даже любопытства. Друзья переглянулись: по опыту они ожидали совершенно другой реакции на своё появление.
Карабас закончил свою нехитрую трапезу, отодвинул миску, утёр пасть, отбросил салфетку и рявкнул:
– Пьеро!
Вошла бледная кукла с подрисованными слезами и волочащимися по полу рукавами.
– Откуда… эти?
Пьеро запрыгнул на табурет и оттуда стал разглядывать незнакомцев.
– Увы, не знаю!
Карабас раскатисто икнул и цыкнул зубом.
– Если кто-то принёс на продажу, то они мне не подходят. Какой идиот сделал их такими маленькими? Публика не разглядит их даже с первого ряда. Если только… этот пьяница Джузеппе не принёс их в счёт долга. Тогда придётся забрать маленьких уродцев в труппу; денег он всё равно никогда не заплатит.
Карабас растопырил руки и сгрёб человечков себе под нос.
– Да… – покачал он головой, – это до каких чёртиков нужно допиться, чтобы придумать такое… Один железный, а этот… из глины?.. Сизый Нос не дал ему даже просохнуть. Голос есть?
Шустрик попытался разъяснить возникшее недоразумение:
– Голос есть, но дело в этом, произошла ошибка, мы не… – он не договорил, потому что Карабас зажал его в одном огромном кулаке, а Мямлика в другом.
– Если голос есть, будут работать, – сказал он и встал из-за стола. – Будут изображать карликов. Ведь у моих артистов, у моих карликов, – могут же у них быть свои собственные карлики!..
Карабас оглушительно расхохотался и повесил Шустрика на гвоздь – прямо разинутым ртом. Размякшего на жаре Мямлика он попросту с размаху насадил спиной на другой гвоздь, торчавший из стены.
– Этого, из глины, надо будет подровнять и хорошенько обжечь в печке… – сказал напоследок директор кукольного театра и убрался прочь.
Глава девятая
ОДИН РАЗ И ПО-НАСТОЯЩЕМУ
Как только дверь хлопнула, Шустрик перекусил гвоздь и повис, держась одной рукой за обломок.
– Эй, Мямлик, – сказал он. – Может, пойдём отсюда? Как-то здесь уже не очень интересно.
– Пойдём…
– Ну тогда слезай.
Мямлик заворочался.
– Кажется, я не могу слезть. Он меня, видишь ли, насквозь… Шляпка гвоздя держит.
– Ерунда, сейчас откушу.
– Погоди, погоди, он идёт обратно…
И действительно, вернулся Карабас Барабас. В правой руке он держал плётку, в левой – куклу Пьеро.
– Ещё раз сорвёшь мне репетицию – брошу в огонь! – прорычал Карабас и повесил Пьеро за воротник на гвоздь, расположенный между Шустриком и Мямликом. – Мне нужны артисты, а не бездельники, возомнившие из себя благородных синьоров!
Хлопнув дверью, Карабас вышел.
Кукла висела молча и смирно.
– Эй! – сказал Шустрик. – За что тебя?
– Странно… – проговорил Пьеро, повернувшись направо. – Какой вы маленький. Как вас зовут?
– Шустрик!
– Но разве бывает кукла с таким именем?
– Сам ты кукла, – рядом послышалось неторопливое чавканье, и Пьеро повернул голову направо.
Мямлик надул и хлопнул пузырь. Пьеро раскрыл рот от удивления, и диалог на некоторое время прервался.
– Да, измельчал нынче артист, – послышалось из угла, где была подвешена ещё одна кукла. – Если такие маленькие уродцы придут нам на смену – погиб театр. А ты, Пьеро, опять весь в слезах? Дай ты когда-нибудь сдачи этому Арлекину.
– Дело вовсе не в Арлекине. Хозяин за что-то невзлюбил меня. А ведь мой номер с тридцатью тремя пощёчинами, двадцатью подзатыльниками, десятью палочными ударами и одним пинком в зад делает театру добрую половину сборов.
– Номер у тебя – первый класс, – подтвердил висевший в углу.
– Если он и дальше будет так обращаться с артистами, я не вынесу! – всхлипнул Пьеро. – Он опять издевался надо мной, оскорблял меня в присутствии Мальвины!.. Полишинель, Полишинель, скажи, что мне делать; многие доверяют тебе свои самые сокровенные тайны!
– Ну хорошо, так и быть, слушай, – согласился тот, которого называли Полишинелем. – Твоя красотка собирается дать дёру, сбежать из театра куда глаза глядят.
– С Арлекином?!!
– Нет, с Артемоном.
– С собакой… – Пьеро перестал что-либо соображать и надолго замолк, бессмысленно глядя в одну точку.
Воспользовавшись паузой, Шустрик решил всё-таки расставить точки над «i».
