Он уже направился к себе, но вдруг вернулся к сестре, которая так и стояла, опустив обессиленные руки вдоль тела:
– Могу только одно предложить тебе в утешение. Поедем в Европу, а?
На другой день Аристов с некоторой опаской встретился с сестрой. Он не спал всю ночь, корил и ругал себя всеми известными способами. Наивно рассчитывать, что она смирится с потерей любимого человека. А ведь именно этого он добивался. Ведь не честь сестры, не её исстрадавшаяся душа занимали его накануне вечером. Нет, он думал о другом.
О другой! И о себе. О том, что, наконец, выпала возможность развязаться с Соболевыми. Убежать, исчезнуть, забыть. И вот так малодушно предать сестру, заставить её мучиться. Предатель! Гадкая скотина, и ты смел клеймить несчастного Петю!
Но тот тоже хорош, и Лавр туда же! Но кто же, кто подложил фотографию?
Нет, не она! Не может быть, Серна не могла. Она сама святость… Нет, она слишком любит своего сына. Но ведь и он сам наступил на свою глубокую привязанность к сестре!
Зоя, к удивлению Егора, выглядела даже спокойной. После завтрака, прошедшего почти в молчании, девушка спросила дозволения пройтись по лавкам, вместе с горничной. Возможно, ей понадобится что-нибудь для поездки за границу. Аристов, обрадованный таким послушанием, разумеется, великодушно согласился. Обновки – лучшее лекарство для женщин от хандры. Зоя неспешно собралась и, прихватив с собой горничную, удалилась. После её ухода Аристов уже меньше угрызался и улегся на диване с папиросой в зубах. Однако наступивший было душевный покой мигом разрушился, когда посыльный принес записку. Она была послана из дома Соболевых. Господина Аристова просили прибыть безотлагательно, ибо речь шла о Зое Федоровне.
Когда он ворвался в квартиру профессора, то Зои он не увидел, зато его встретила бледная и встревоженная Серафима Львовна и раздраженный и надменный Викентий Илларионович. Тут же метался и Петя, но его Аристов не замечал вовсе, словно Петя превратился в бестелесный призрак.
– Господа, вы можете мне объяснить, что еще произошло в вашем доме относительно моей сестры? – грозно прорычал Аристов.
– Это мы от вас хотели бы услышать, милостивый государь, что происходит в нашем доме, – вскричал профессор, потерявший всякую возможность сохранять спокойствие. – Подумать только, барышня является поутру и заявляет нам, чтобы мы вызвали вас, и закрывается в Петиной комнате со своей горничной до вашего приезда. Не дозволяет войти нам, и… Черт знает, что происходит!
Аристов уже метнулся туда, где заперлась сестра, но Серафима Львовна удержала его:
– Подождите, не спешите. Наверное, она позовет нас.
Ждать долго не пришлось. Вскоре горничная барышни вышла из комнаты и произнесла со странным выражением лица:
– Барышня просит зайти, но только барыню и, – девушка замялась и покраснела, – молодого господина. А уж после и Егора Федоровича.
Указанные Зоей поспешно двинулись в комнату Пети. Викентий Илларионович остался, фыркая от негодования и наглости девицы.
Горничная распахнула дверь. Серна и Петя вошли одновременно, следом Аристов, который не собирался топтаться и дожидаться своей очереди. Общий вопль изумления вырвался из груди. Посреди комнаты спиной к вошедшим стояла Зоя, совершенно голая, повернувшись к окну так, чтобы как можно более походить на злополучную фотографию. Конечно, без всяких слов и объяснений стало очевидно, что то было изображение другой женщины. Очень похожей, но все же другой.
– Бог мой, какое бесстыдство! – простонала Серафима Львовна и даже прикрыла глаза.
– Мама, это от отчаяния! Зоя, милая, бесценная, я и так верил бы тебе, Зоя!
Петя беспомощно озирался вокруг. Вид обнаженной Зои поверг его в состояние, близкое к безумию.
– Я рада, что теперь моя невиновность стала для всех очевидной! – со злорадным торжеством провозгласила Зоя. – Явилась голая правда!
– Весьма сомнительный способ доказывать свою правоту, – процедил сквозь зубы Аристов и так выразительно посмотрел на горничную, что та без слов бросилась накидывать на госпожу, все, что попало под руку.
Петя упал на колени и молил о прощении и любви. Этого ни Серна, ни Аристов уже вынести никак не могли. Не сговариваясь, они вышли вон и посмотрели друг на друга. Стоила ли их любовь, тайная, преступная, страданий этих несчастных?
– Прости меня, – прошептала она и отвернулась.
Он сжал её ладонь, и так они стояли мгновение. Потому что в следующий миг стены сначала искривились, потом стали прозрачными и словно растаяли, растаял старый дом, улица с прохожими и извозчиками, серое небо и снежная крупа, разом исчез весь Петербург. Снова горячий воздух ударил в лицо, песок зашуршал и легко рассыпался у ног. Взявшись за руки, они стояли на бархане, а рядом во всей таинственной красоте и величии простирался Альхор.
Серна и Егор ахнули и бросились друг другу в объятия. Они стояли, прижавшись друг к другу, не в силах оторваться. Аристов чуть отстранился, но лишь затем, чтобы взглянуть в обожаемое лицо и найти губы, к которым он прильнул жадным поцелуем.
– Альхор не оставил нас, – прошептала Серафима Львовна, – словно даже и не удивленная престранным изменением, словно она ожидала чего-то подобного, как будто так и должно было произойти.
– Теперь мы окончательно убедились в том, что Альхор является тому, кого избирает сам, и не покидает своего избранника, – прошептал ей в самое ухо Егор.
– Как ты думаешь, мы можем войти? – Серафима приложила ладонь к глазам, чтобы солнце не сверкало так нещадно.
Аристов не успел ответить. Гигантские колонны накренились вправо, и стали как будто мягкими. Налетевший порыв сухого жаркого ветра как будто подхватил город, он задрожал и стал таять, его рваные кусочки разметались ветром и засыпались песком прямо на глазах.
– Бог ты мой! – прошептала потрясенная Серна и обернулась к Аристову.
За его спиной она увидела дверь комнаты сына, откуда доносились возбужденные голоса и всхлипывания.
– Альхор не оставил нас. Он подарил нам нашу любовь и вернул надежду на счастье, – она не скрывала радости от чудесного происшествия.
– Это не счастье. Это только призрак его, фата-моргана, – тихо ответил озадаченный Аристов.
– Пусть так, как угодно, если Альхор еще явится мне и тебе, и дарует нам любовь, я готова терпеть, что угодно! – Серна счастливо улыбнулась.
Аристов не разделял её радости. К чему такие сложности, если все может происходить в обычной, реальной жизни, а не в этой зыбкой мистической субстанции. Или черт знает где! Надо только набраться мужества и принять решение…
То обстоятельство, что молодой барин пропал, стало очевидно к обеду следующего дня. Накануне его не дождались к ужину, не явился он и ночевать. Что ж, дело молодое. Мальчик должен познавать жизнь, особенно теперь, когда эта жизнь преподнесла ему столько болезненных уроков. Серафима Львовна начала тревожиться, когда посланный нарочный к Когтищеву пришел с запиской, что кузены уже не виделись дня четыре. Обеспокоенная мать принялась рассылать записки по знакомым, пытаясь узнать, куда запропастился мальчик, который до этого никогда не заставлял её волноваться.
