Глава 35
Татьяна Аркадьевна после ужасной гибели ненаглядного племянника заточилась в четырех стенах и совершенно не показывалась на людях. И это понятно. Общество долго судачило о самоубийстве Верховского. Много ходило разговоров и досужих размышлений, но тайна сия так и оставалась неразгаданной. Княжна постарела и осунулась, и все, кто ее видел, удивлялись. Оказывается, она дама в летах! А доселе это обстоятельство было не столь очевидным.
Княжеский дом совсем опустел. Несколько человек прислуги и сама хозяйка молчаливыми тенями передвигались по безлюдным и, по большей части, теперь нежилым комнатам. Княжна никуда не выезжала, никого не принимала. И частенько прислуга не была уверена, жива ли их хозяйка в своих комнатах? Что она там делает? Да бог ее знает, может, молится, может, плачет, а то и вовсе сидит в оцепенении и неподвижном молчании. То, что голоса ее теперь не слышно, так это и хорошо, больно он отвратительный! Так рассуждали в людской повар, горничная и лакей.
Вязкое однообразие жизни прервал резкий звонок в парадную дверь. Дворник, он же швейцар, оторопел, так давно никто сюда не заходил и не звонил. Вошли два господина благообразного вида, один в дорогом штатском платье, другой в полицейском мундире. Второго дворник признал, следователь Сердюков. Стало быть, опять о покойном хозяине говорить будут.
— Пожалуйте, господа!
На звонок вышла горничная, приняла шляпы и отправилась доложить.
— Барыня ждут вас в библиотеке! — вернулась она через несколько минут.
Гости проследовали в указанное помещение. Комната тонула во мраке, на полках громоздились пыльные фолианты, до которых уже давно не касалась ни одна рука. Вскоре к ним вышла хозяйка. Невзрачное серенькое платьице, волосы, небрежно скрученные в пучок, на носу пенсне. Ну, совершеннейшая старуха! Точно за год постарела на двадцать лет! Хотя, вероятно, она просто стала выглядеть на свои годы. Ведь ей уже было за пятьдесят!
— Чем обязана, господа? — проскрипела княжна. — Вероятно, ваш визит связан с делом о смерти моего незабвенного племянника, так, господин Сердюков?
Она жестом пригласила их сесть.
— Так точно, сударыня. Продолжаем искать мотивы этого поступка.
— Вы полагаете, имел место злой умысел? — как-то безучастно спросила Татьяна Аркадьевна.
— Да-с, но только по отношению к другому лицу, с которым покойный был тесно связан. — Сердюков пытался поудобней устроить в кресле свое длинное нескладное тело.
— Однако прошу меня простить, я не представил вам моего товарища. Это Роев Владимир Иванович.
Второй молчаливый гость поклонился.
— Сдается мне, что мы знакомы с княжной, — проговорил он, — припомните, давно это было, встречались мы в загородном доме у Ковалевских. Ведь вы им соседи.
— Да, вероятно, но я плохо помню вас! — Княжна слегка пожала плечами.
— Может, жену мою помните, тогда она была Надей Ковалевской?
— А, так вы на ней женаты? — Татьяна Аркадьевна продолжала оставаться безучастной.
— Был женат. Супруга погибла, ее убили. Кстати, не так далеко от вашей дачи, в прошлом году, — с усилием произнес Роев.
— Так вот почему вы здесь! Я сочувствую вам, господин Роев! Это ужасная потеря! Страшная смерть для молодой цветущей женщины!
Княжна зябко повела плечами, позвонила и приказала горничной принести шаль. Когда длинную вязаную шаль принесли, она закуталась в нее почти целиком, хотя в комнате было достаточно тепло.
— Вас знобит княжна, вы нездоровы? — осведомился Сердюков.
— Нет, все в порядке. Теперь я часто мерзну, годы, вероятно, берут свое.
Она странно усмехнулась какой-то внутренней мысли.
— Так что вы хотели узнать, господа?
— Накануне своей гибели ваш племянник находился на даче, это подтвердила прислуга. Мы выяснили, что это ровно те дни, когда пропала и была убита Надежда Роева.
— Вы хотите сказать, что Эжен ее убил?
Сердюков насторожился. «Эжен!» Подпись в записке он почти разобрал, и теперь слова Верховской подтвердили его догадки.
— Я пока ничего не утверждаю, я излагаю факты, — бесстрастно продолжил Сердюков. — Госпожа Роева была вызвана на дачу запиской, приехала на станцию и не стала брать извозчика, а пошла пешком по темной пустынной дорожке через лес. Там ее и настигла пуля убийцы. Падая в глубокий ров, она получила еще несколько переломов и скончалась от полученных ран на дне глубокой ямы. Поэтому ее тела долго не могли найти.
— И вы полагаете, что это Евгений вызвал ее туда запиской и застрелил? Но зачем? — Татьяна Аркадьевна против своей воли уже не могла оставаться равнодушной к рассказу следователя. Лицо ее и шея покрывались пятнами.
— А затем, что Евгений Верховский стрелял, как я полагаю, не в Роеву, а в другую женщину. Именно ей и предназначалась записка. Но она странным образом попала к Роевой, и это обстоятельство ее и погубило.
— Для полицейского у вас слишком богатое воображение! — насмешливо произнесла княжна. — Как он мог ошибиться?
— Темно. Женщины приблизительно одного роста и, что важно, вероятно, похоже одеты. Волнение стрелка, разглядывать некогда, да и много ли женщин окажется в лесу на пустынной дороге?
— Занятно! — голос княжны приобрел металлические оттенки. — Но что же Роева? Как она не могла понять, что записка предназначена не ей?
— А у вас цепкий развитый ум, такой же, как мое воображение! — заметил вполне доброжелательно Константин Митрофанович. — Я долго разбирался с запиской и понял, что, вероятно, в ее начале не стояло именного обращения, а само содержание носило обтекаемый характер. Тем не менее Надежда Васильевна, находясь в волнении, не могла мыслить критически и бросилась к своему возлюбленному. Вы ведь знали об их связи, не так ли, княжна?
Татьяна Аркадьевна окинула присутствующих долгим взором.
— Вероятно, для господина Роева этой тайны уже не существует, не так ли?
Владимир Иванович сдержанно кивнул в ответ.
— Что ж, значит, я могу говорить более откровенно! Да, у моего племянника была интрижка с вашей женой, сударь! Но это не мотив для убийства! Мало ли дамочек кружило около такого интересного мужчины!
У Роева желваки заходили ходуном, но он сдержался и постарался говорить как можно спокойней.
— Попрошу вас, сударыня, избегать оценок действий моей покойной жены! Тем более что вы умышленно искажаете суть этих отношений. Как ни дико прозвучит это в устах отвергнутого мужа, но я теперь понимаю, что двигало Надей. Не берусь говорить о князе, но Надежда Васильевна находилась под влиянием совершенно безумной страсти. Это чувство оказалось такой силы, что совершенно парализовало разум, уничтожило материнский и супружеский долг, разрушило не только ее собственную жизнь, но и всей нашей семьи! Впрочем, я не знаю, понимаете ли вы меня?
