Владимир вздохнул и пошевелил вожжами. Кобыла побежала резвей, ей видать самой надоело плестись нога за ногу. Вот показалась за поворотом усадьба Ковалевских, старый добротный дом с большим садом. Уже подходя к крыльцу, Владимир Иванович в нерешительности притормозил. Сейчас он откроет дверь, и что ожидает его там? Возможно, жизнь его переменится, но в какую сторону? Господи, помоги и помилуй! Роев быстро перекрестился и, вздохнув, взялся за ручку двери. Сколько раз потом он вспоминал этот момент, с которого жизнь и впрямь пошла туда, куда он и не предполагал!
Милая молоденькая аккуратная горничная в наколке провела Владимира Ивановича в гостиную. И тотчас же появились хозяева.
— Здравствуйте, здравствуйте, голубчик Владимир Иванович! — нарочито бодро произнес Ковалевский. Жена его протянула руку для поцелуя почти без улыбки. Она поцеловала Владимира в лоб, крупные камни в ушах приветственно качнулись.
«Поцеловала, точно покойника. Откажут!»
— Я, Василий Никанорович, нынче по важному делу к вам, — начал Роев, не совсем уверенным голосом.
— Что ж, давно пора! — добродушно произнес Ковалевский. — Вероятно, мы догадываемся с Катериной Андреевной, о чем пойдет разговор. Впрочем, извините, что перебил!
Роев набрал воздуху в грудь и сказал:
— Вы знаете, как я люблю и почитаю ваше семейство! Родней вас, мне кажется, нет никого на свете! Однако к дочери вашей Надежде Васильевне я питаю, и заметьте, очень давно, гораздо более сильные чувства, нежели дружеские или родственные. Я люблю Надю, и вы с вашим жизненным опытом, верно, уже давно догадались, в чем тут дело!
Последние слова были произнесены в адрес Ковалевской. Потому как супруг ее вовсе не отличался особой наблюдательностью в таких тонких материях.
— Я достаточно обеспечен, тружусь не покладая рук и уверен, что могу дать жене и будущим детям достойное существование. Поэтому без лишних слов прошу у вас руки вашей дочери!
Василий Никанорович с трудом усидел до конца речи. Он вскочил и принялся пожимать руку Роеву и обнимать его. Жена же его издала то ли вздох, то ли всхлип. От этого звука у Владимира свело в животе.
— Голубчик, мы-то рады, рады необычайно! Вы для нашей дочери самый что ни на есть подходящий жених! — При этих словах Ковалевский поперхнулся, так как понял, что сказал лишнее. Но тотчас же быстро продолжил:
— Однако Надя пусть решает все сама! Мы ее неволить не будем!
— А что же Надежда Васильевна? — робко спросил Владимир.
— В том-то и дело, что секрет. Не выходила еще. Придется вам, мой дорогой, еще немножко помучиться неизвестностью. Не подать ли пока чаю или кофею?
— Пожалуй! — уныло согласился Роев, подумав о том, что в это утро он даже не смог заставить себя позавтракать.
Тем временем горничную послали узнать, встала ли барышня и когда выйдут. Девушка быстро вернулась, сказав, что будут через полчаса.
— Я сказала, что и вы, господин Роев, уже пожаловали! — заявила она с легким поклоном хорошенькой головки.
Полчаса показались Владимиру вечностью. Разговор не клеился, то и дело повисала пауза. Катерина Андреевна, мастерица светских бесед, и та оказалась не на высоте. Но вот раздался легкий топот летних туфель, и в гостиную вошла Надя. Она была бледна и сосредоточенна. Напряженный вид присутствующих окончательно ее смутил и расстроил. Однако она взяла себя в руки и, улыбаясь, подошла поздороваться с родителями. Когда девушка приблизилась к Владимиру Ивановичу и подала ему руку для поцелуя, Роев замер.
— Я знаю, вы ждете ответа. Оттого приехали так рано. С моей стороны будет глупо и нечестно томить вас неизвестностью.
В комнате повисла напряженная тишина. Катерина Андреевна, стиснув кулачки, горячо молилась про себя, чтобы Господь помог дочери сделать правильный выбор. Роев не думал ничего. В какой-то момент ему показалось, что внутри его прекратилась всякая жизнь, перестало биться сердце, остановилось дыхание.
— Вы, Владимир Иванович, очень достойный человек! Вы оказали мне своим предложением большую честь! — сбиваясь, продолжала Надя.
«Все, это конец!» — мелькнуло в голове у молодого человека.
— И… и я согласна!
Роев не верил собственным ушам. Несколько мгновений он оторопело смотрел на девушку. Надя смутилась еще больше. Неужели он не рад? Наконец оцепенение спало, и Владимир Иванович, не стесняясь присутствия родителей, пылко обнял Надю и звонко расцеловал ее.
— Благодарю! Благодарю вас за счастье, которое вы мне подарили вашим согласием!
Родители тоже вскочили и бросились к молодежи. Катерина Андреевна с большим чувством облобызала будущего зятя:
— Какие мы с тобой богачи, Василий Никанорович, у нас теперь и дочка, и сын, да какой еще сынок, всем на зависть!
Потом последовал шумный семейный завтрак, за которым более всего был слышен голос будущего зятя. Роев не мог прийти в себя от свалившегося на него счастья. Он поминутно искал глазами Надю, и ему было чуть-чуть досадно, что она не испытывает такого же ликования, как и он. А Надя помалкивала, иногда улыбалась и… сторонилась своего избранника. Она умышленно садилась от него в уголок подальше или рядом с матерью. Но так, чтобы Роев не мог оказаться слишком близко: пожать ей руку или завладеть кончиком пальца.
На прогулку тоже поехали все вместе, и даже Василий Никанорович, который последнее время предпочитал «гулять» в гамаке или на садовой скамейке. Первый раз в жизни Надя шла под руку с Владимиром не просто так, а со значением. Невеста с женихом!
Роев ее даже смешил, он казался ей словно пьяным. Маман деловито обсуждала вопросы, связанные с венчанием и жилищем для будущей семьи. Владимир Иванович с жаром откликался на эти вопросы, проявив завидную житейскую мудрость, обычно молодым людям несвойственную. Это еще более окрылило родителей, не страшно отдавать совсем юную девочку вполне зрелому и разумному мужу. Надя поддерживала разговор по мере сил. Ее больше волновал момент нынешнего прощания. Ведь наверняка Владимир захочет поцеловать ее, ведь как жених он имеет на это право. И этот поцелуй очень волновал девушку.
Действительно, отужинав с Ковалевскими, Владимир решил откланяться. Ему очень не хотелось покидать этот дом, да еще в такой торжественный день! Однако на другой день неотложные дела ждали молодого чиновника в столице. Теперь Роев собирался воротиться дней через десять. Мысль о разлуке казалась ему просто нестерпимой, однако он твердо обещал невесте писать из Петербурга каждый день. И с нее стребовал обещание отвечать на свои послания.
— Да что же я буду писать вам, дорогой Владимир Иванович, каждый день? — простодушно подивилась Надя. — Ведь у нас тут и не случается ничего, и новостей-то никаких не бывает! А если что и бывает, так разве это новости? То дворник напился, то чужая собака забежала…
— Надя, Надя, — укоризненно покачала головой мать. — Ну, разве о тутошних новостях Владимир Иванович просит тебя писать? Нет, конечно! Он хочет, чтобы ты писала ему о себе, своих мыслях, чувствах, о вашей будущей жизни. Впрочем, время уже позднее, на дворе совсем темно, пойди проводи господина Роева до коляски.
