– Гнедины? – переспросила Желтовская, и Сережа увидел, как она сразу же напряглась и застыла. Она ожидала удара, удара от него, своего единственного ненаглядного сына, ради которого она и сочинила эту нелепую сказку.
Сережа молча ждал. Светлые милые кудри матери, которые он так любил наматывать на указательный палец, показались ему почему-то смешными, не подходящими ей по возрасту. И она вдруг показалась ему не элегантной, изысканной дамой, какой он привык ее воспринимать, а жалкой, несчастной, одинокой… Волна боли охватила все его существо, боли и любви. Юноша проглотил заранее заготовленные им злые слова.
– Гнедины… Ну да, ну да, были Гнедины, – каким-то бесцветным голосом произнесла Александра Матвеевна и медленно пошла к себе.
– Сергей Вацлавович! – послышался встревоженный голос Киреевой.
Молодой человек вздрогнул. Его же еще ждет Розалия!
– Вы с ним виделись? Что он? Как он? Что сказал? – Девушка забросала посланца нетерпеливыми вопросами.
Но по его удрученному виду она сразу поняла, что не получит на них столь желанных ответов.
– Розалия Марковна, я не смог толком выполнить ваше поручение и поговорить серьезно с Анатолем. У них гости. Совершенно не представилось возможности переговорить с ним с глазу на глаз.
– Ах, вот что! Дорогие гости пожаловали! Уж не те ли, о которых рассказывала с таким восторгом госпожа Боровицкая? – Глаза девушки сузились.
– Должно быть, они, – понурился Сергей, словно во всем происходящем имелась и доля его вины.
– И барышня приехала? – Розалия подалась вперед всем своим гибким телом.
– Приехала, – последовал ответ, произнесенный печальным тоном.
– Послушайте, Сережа, вы же мой добрый друг. Вы же видели все своими глазами! Как вы полагаете, что сделает Анатоль?
– Полагаю, у него безвыходная ситуация. И родители, и Гнедины ждут от него предложения руки и сердца барышне Гнединой, – еле выдавил Сергей. Впрочем, Розалия и без того уже догадалась о неизбежном течении событий в доме Боровицких.
– Но ведь вы знаете, что он не может, не может этого сделать! – закричала Розалия.
В величайшем возбуждении она вскочила с кровати и лихорадочно заметалась по комнате, беспорядочно напяливая на себя ту одежду, что попадалась ей под руку.
– Что вы намереваетесь делать?! – с ужасом воскликнул Сергей.
– Я намерена явиться к Боровицким и заявить им о своих правах! Я намерена сказать им, что я – законная, венчанная жена Анатолия Боровицкого! А вы пойдете со мной и подтвердите мои слова, так как были нашим свидетелем в церкви! – в отчаянии выкрикнула Розалия и зарыдала.
Сергей застыл на месте. Страшная тайна наконец открылась! В первый раз за эти полтора месяца о ней сказали вслух. Сергей, верный своему слову хранить молчание, никому никогда не проговорился бы, что он был свидетелем на обряде венчания друга. Боровицкий знал, кого позвать! Сережа – человек чести, его хоть режь на куски – ничего не расскажет, раз уж дал слово хранить тайну.
– Разумеется, я пойду с вами. Я пойду с вами хоть на край света! Но только ни к чему идти теперь, уже смеркается. Гнедины уедут завтра, завтра мы и пойдем, все и прояснится! – Сережа ходил следом за Розалией по комнате, подбирая то ее шаль, то ботинок.
– Нет, довольно унижений! Довольно с меня этих отвратительных тайн! Все должно встать на свои места! Идемте сейчас же!
Она шагнула к порогу комнаты и вдруг замерла.
– Сережа! – она развернулась к юноше с широко раскрытыми от страха глазами. – Сережа, голубчик, я только теперь все поняла! Церковь сгорела, а с нею – и наши бумаги о венчании! Копии ведь не у меня, а у него! Зачем, зачем он повел меня по самому краю водопада, знал ведь, где я оступлюсь в темноте! Он ведь отошел на шаг или два, когда я упала с обрыва, я ухватиться за него хотела, но не смогла, только воздух руками хватала! Упала, оступилась – и все, концы в воду! Нет меня, нет священника – не было и венчания… А что вы свидетель, так и вы промолчите, коли новобрачная преставилась! Пусть дорогой друг утешится с новой женой!
– О! Нет! Это слишком ужасная мысль! – только и выдавил Сергей. Но в глубине его души эти догадки уже давно бродили, только он боялся полностью осознать их истинность.
– Да, он точно замыслил убить меня! Теперь я ясно это вижу! – Розалия пошатнулась и уцепилась за крышку комода. Сергей поспешил подставить ей стул, чтобы она не упала.
– Он не сумел побороть свою страсть, он завлек меня, лишил меня воли своими ласками, разжег пожар желания… А потом остыл, понял, что сотворил глупость, что наш брак для него – позор и мезальянс, и можно поймать гораздо более выгодную птицу, чем эта жалкая гувернантка! Но ведь дело сделано? А тут, как нарочно, – пожар в церкви, вот бы и его злополучной тайной жене сгореть или утонуть! И не было ее, и можно снова жениться, пойти к алтарю с юной богатой девушкой. Да только вы, глупый, все испортили, вытащили меня из могилы и смешали все его планы!
– Нет, не думайте так плохо об Анатоле! – пролепетал Сергей, потрясенный ужасными словами Розалии.
– Как же мне жить теперь?! Как я могу любить его, если он целовал меня и желал моей смерти?! Обнимал – и подталкивал к пропасти?!
Выкрикнув эти слова, Розалия вдруг захрипела и затряслась всем телом. Прекрасное лицо ее перекосилось, глаза вылезли из орбит, изо рта пошла пена. Она несколько раз судорожно вздохнула и рухнула на пол. Ее тело изогнулось в конвульсиях и замерло – неподвижно. Сергей, замерев от ужаса, смотрел на девушку: по ее коже стремительно разливалась смертельная бледность…
Все, произошедшее чуть позже, словно смешалось в один долгий тягучий сон. Мать и горничная бессильно метались, суетились вокруг девушки, не будучи в состоянии ей помочь. Сережа, спотыкаясь в темноте из-за переживаний и глубокого отчаяния, побежал за доктором. Доктор, финн, учившийся в Петербурге, спокойный неторопливый человек, выразил некоторое неудовольствие и досаду оттого, что его вырвали из постели и едва ли не бегом поволокли к какой-то припадочной. Он осмотрел больную и заявил Желтовским, что дело плохо и что им следует поскорее сообщить родне барышни о ее неизбежном близком конце. Случай престранный, непонятный, и жизни в этом теле уже почти не осталось – она стремительно утекает прочь. Покидая дом Желтовских, доктор сказал: ежели что-то вдруг переменится – послать за ним. Случай сей, повторил лекарь, в медицине редкий, интересный, непонятный!
Александра Матвеевна уговаривала сына прилечь и отдохнуть. Она вызвалась подежурить у постели больной. Но Сергей отказался наотрез.
– Нет, мамочка. Позволь мне остаться с ней. Уж если ей и суждено уйти теперь, так пусть я буду рядом с ней, пусть ей не будет страшно от одиночества!
– Сережа, может, ты мне все-таки объяснишь, что все это значит? Что кроется за всеми этими разговорами, твоими визитами к Анатолю?
– Позже, мама, не сейчас. К тому же это не моя тайна. Не настаивай!
