Фрич, немного пришедший в себя после схватки с Ингой, нашел силы огрызнутся:
– Она знает. Я не помню!
Мартин скрутил ему руки за спиной, ловко изъял из имплантов кибрайкера модули.
Мак-Корер, мутным взглядом посмотрел на командира, подобрал оброненный нож и с трудом выдавил:
– Я в порядке…
– Точно? – Он обернулся к Инге. Оставалось слишком мало времени до начала запланированной операции, и он должен был знать правду. – Почему ты остановилась в последний момент? – Спросил он, глядя ей в глаза
Инга бессильно опустила руки.
– Фрич – мой отец. – Опустив взгляд, произнесла она. – Я узнала об этом только что, когда пробила его ментальную защиту. Его настоящее имя – Ричард Огден. Он бросил меня на Везелвуле, спасаясь от преследования боевых мнемоников.
– А мать? – Машинально спросил Вадим.
– Она погибла. Там, среди болот. А он выкрутился… Ушел. – Инга вдруг резко встала. – Извини Вадим. Я сорвалась…
Он не нашелся что ответить.
На секунду показалось – все, операция провалена, еще не начавшись, разве можно сейчас после мнемонического удара доверять Стивену управление «Стилетто» а Ингу, оставлять наедине с отцом в тесной рубке «Х-Страйкера»?
Может и так, не вмешайся в ситуацию древний андроид, по имени Иван.
* * *
Внутрискальный ангар по-прежнему освещали мятущиеся сполохи пламени.
Огонь горел в металлической бочке, из-под графитовой смазки.
Странная для взгляда современного человека и одновременно – завораживающая обстановка.
Шесть человек в боевых скафандрах высшей защиты, снабженных внешними усилителями мускулатуры, застыли подле огня.
Последние минуты перед намеченным стартом.
Языки пламени, вырываясь наружу, освещали их лица, пробегали глянцевито-желтыми змейками по броне четырех последних, уцелевших в ожесточенных схватках «Стилетто».
МИШки
[57]
притихли, спрятались в сумраке, словно машинам передалось настроение людей.
Четверо боевых мнемоников, старик-кибрайкер, и Инга, – вот все, кто остался на последнем рубеже обороны резервного космопорта.
Им некуда отступать.
Энергоснабжение отключилось, все объекты военной инфраструктуры уничтожены, планета во власти чужеродных механических и жизненных форм, рельеф стерт, но не воссоздан по новому плану, лишь кое где возвышаются так и не завершенные строения, непонятной для людей архитектуры и предназначения.
Машины созданные машинами…
Они уже не служат целям созидания, у них, бывших терраформеров теперь иной, недоступный пониманию смысл бытия, они не развились до появления самосознания, но потеряли былую цель, от которой остались лишь фрагменты воссозданной уродливыми клочками архитектуры неведомой, канувшей в лету цивилизации…
Они еще удерживают в памяти часть созидательных программ, но после исчезновения своих создателей машины, продолжая выполнять былое предназначение постепенно, от столетия к столетию вступали в конфликты друг с другом, оспаривая ресурсы, территории, приоритеты, и на каком-то этапе неуправляемого функционирования они, соблюдая функцию самоподдержания начали вырабатывать новые программные модули, защищать свои территории, интегрируясь на основах взаимовыгодного сотрудничества с боевыми машинами, оставшимися не у дел.
Борьба за существование затянуло в свои тенеты самодостаточные роботизированные комплексы, и они начали новый виток развития, совершенствуя технологии репликации, воссоздавая новые изобретенные уже ими образчики техники, накапливая ресурсы, вновь и вновь стирая, а затем воссоздавая города, насаждая и снова уничтожая природу, наполняя планеты-колонии деформированными, потерявшими изначальный облик существами, неверно реплицированными из-за ошибок накапливающихся в матрицах их описаний.
Страшно было даже подумать как выглядят планеты, по которым прошлись самоусовершенствованные комплексы глобального терраформинга и репликации.
Смутные черты приблизившейся вплотную угрозы постоянно тревожат разум, но никто из собравшихся у огня не представляет истинных масштабов надвигающейся катастрофы.
Они – выжившие.
На их плечах лежит непомерный груз утрат и полученных знаний.
Им остался всего лишь шаг…
Шаг за черту, где начинается бессмертная слава.
Никто не думал сейчас о ней.
Все суета… Лишь тепло, исходящее от языков пламени греет душу.
Мысленную передачу вела Инга. Пытаясь справиться со своими чувствами, она передавала остальным мысли о машинах-терраформерах, о частицах тепла, бесславии и бессмертии.
…
Из плотного сумрака внезапно появилась фигура андроида…
Вадим удивленно посмотрел на Ивана.
– Гитара, командир. – Произнес тот. – Моя. От колониального форта до поселка – рукой подать.
Рощин ничего не ответил.
– Как наверху? – спросила Инга.
– Мрачно. – Не стал приукрашивать андроид. – Репликатор прошел, километрах в пяти отсюда. Всякой дряни наделал. Живность вперемешку с механизмами, пара кварталов города, да еще непонятная техника вроде мирного предназначения. – Иван присел подле огня. Его лицо, покрытое местами обожженной пеноплотью, вдруг приняло одухотворенное, человеческое выражение.
Пальцами андроида коснулись струн и…
Вадим, глядя на него, словно погрузился в иную реальность.
Андроид с гитарой в руках, – было так странно смотреть на его освещенное языками пламени лицо, наблюдать за движением сервомускулов и слышать ранящие душу звуки гитарных струн.
Казалось, он понимал больше чем люди.
Звуки вдруг стали жестче ритмичнее.
Хмурый стылый рассвет разливается моросью,
Звезд не видно, они далеко-далеко,
Дрожь ангарных ворот – мутный свет режет полосы,
Мы еще на земле… но уже высоко,
Там где звезды горят серебристою россыпью
Наши хриплые мысли сольются в бою
Мы друг другу доверим и спину и помыслы,
До последнего вскрика: прикрой… я горю…
В мертвых дырах брони – свет надежды суспензорный,
Поворот ложемента – навстречу судьбе
В рваных мыслях отчет подсистемы растерзанной,
Но я верю машине, она – верит мне.
Мы прорвемся с тобой к космодрому резервному,
Там где хмурый рассвет сеет дождь над землей,
Нить надежды – по курсу прыжка гиперсферного,
