– У меня предчувствие надвигающейся беды, – сказал Огастес ДваПера Маккой, укладываясь на кровать, слишком маленькую для его габаритов. – И боюсь, ее подадут нам под соусом для жаркого.
На следующее утро все проснулись голодные. Зебедия Т. Кроукрастл надел забавный передник с ядовито-зеленой надписью ПОЦЕЛУЙ ПОВАРА. Он уже разбросал зерно и вымоченный в коньяке изюм под низкорослым авокадо за домом и теперь раскладывал на подушке из древесного угля ароматные щепки, сушеные травы и пряности. Мустафа Строхайм уехал с семьей к какимто родственникам на другой конец Каира.
– Спички есть у кого? – спросил Кроукрастл.
Джеки Ньюхаус вытащил зажигалку, отдал ее Кроукрастлу, который поджег сухие лавровые и коричные листья и присыпал их древесным углем. В полуденном воздухе заструился еле заметный дымок.
– Сандаловое дерево и корица приманят жарптицу, – сказал Кроукрастл.
– Приманят откуда? – спросил Огастес ДваПера Маккой.
– С Солнца, – ответил Кроукрастл. – Она там спит.
Раздался осторожный кашель профессора Мандалая.
– Земля в перигелии отстоит от Солнца приблизительно на 150 миллионов километров. Рекордная зафиксированная скорость птицы, у пикирующего сапсана, немногим превысила 400 километров в час. При такой скорости лететь к нам от Солнца Жар-птица будет почти тридцать девять лет. Если, конечно, ей нипочем темный холод космического вакуума.
– Конечно, – согласился Зебедия Т. Кроукрастл. Он прикрыл рукой глаза и взглянул наверх. – А вот и она.
Казалось, что птица летит прямо из Солнца. Разумеется, это была лишь иллюзия. В конце концов, вы же не станете в полдень таращиться прямо на солнце.
Сначала появился лишь силуэт, черный силуэт на фоне солнца и голубого неба, потом солнце тронуло его перья, и у людей на земле перехватило дыхание. Ничто не сравнится с блестящим на солнце оперением жарптицы.
Жар-птица взмахнула крыльями и стала описывать постепенно сужающиеся круги над кофейней Мустафы Строхайма.
И приземлилась прямо на авокадо. Ее перья были золотыми, они были серебряными, они были пурпурными. Сама птица была не крупнее упитанного петуха или небольшой индейки, с длинными ногами и шеей цапли, а ее голова напоминала орлиную.
– Она прекрасна, – прошептала Вирджиния Бут. – Посмотрите, какой у нее хохолок из двух перьев. Такой симпатичный.
– Весьма, – согласился профессор Мандалай.
– Что-то мне эти перья напоминают, – пробормотал ДваПера Маккой.
– Мы ощиплем хохолок перед жаркой, – сказал Зебедия Т. Кроукрастл. – Так положено.
Жар-птица сидела на освещенной солнцем ветке авокадо. Она словно сияла изнутри, отражая солнце, как если бы ее перья были сплетены из света, переливавшегося пурпуром, зеленью и золотом. Потом это небесное создание принялось прихорашиваться, подставив солнцу расправленное крыло. Оно ворошило и поправляло перья, пока не пригладило все до единого. Затем наступила очередь второго крыла. Завершив процесс, птица удовлетворенно чирикнула и слетела на землю. Близоруко осматриваясь, она потрусила по высохшей грязи.
– Смотрите! – воскликнул Джеки Ньюхаус. – Она нашла зерна.
– Как будто знала, где искать, – сказал Огастес ДваПера Маккой.
– Я всегда сыплю зерна в том месте, – улыбнулся Зебедия Т. Кроукрастл.
– Какая красивая, – повторила Вирджиния Бут. – Но даже отсюда заметно, что она намного старше, чем я себе представляла. Глаза мутные, ноги заплетаются. Но все же какая красивая!
– Птица Бенну – красивейшая из всех птиц, – сказал Зебедия Т. Кроукрастл.
Вирджиния Бут вполне могла объясниться с египетским официантом, но на этом ее языковые познания заканчивались.
– Что за птица Бенну? – спросила она. – Это жарптица по-египетски?
– Птица Бенну, – ответил профессор Мандалай, – ночует на ветках персеи. На голове у нее два пера. Иногда ее изображают, как цаплю, иногда в виде орла. Но это все – только легенды.
– Смотрите, она склевала зерно и изюм! – воскликнул Джеки Ньюхаус. – Теперь ее явно шатает. Но какое величие, даже в опьянении!
Зебедия Т. Кроукрастл подошел к жарптице, с немалыми усилиями ковылявшей взад-вперед по пыли под авокадо. Он встал прямо перед жарптицей и вдруг очень медленно поклонился ей. Поклонился по-стариковски, натужно и скрипуче, но всетаки именно поклонился. И жарптица поклонилась в ответ, а потом повалилась в пыль. Зебедия Т. Кроукрастл почтительно поднял ее на руки и понес обратно во дворик за кафе Мустафы Строхайма. Остальные последовали за ним.
В первую очередь Зебедия выдернул и отложил в сторону два великолепных золотых пера из хохолка. Потом, не ощипывая птицу, он выпотрошил ее и положил на угли.
– Жар-птица жарится быстро, – предупредил Кроукрастл. – Готовьте тарелки.
Древние египтяне приправляли пиво кардамоном и кориандром, поскольку не знали хмеля. Пиво у них выходило вкусное, душистое и хорошо утоляло жажду. После такого пива можно было и целую пирамиду построить, что иногда и случалось. Пиво в банке внутри жарптицы кипело и распаривало ее изнутри. Когда жар от углей достиг перьев птицы, они сгорели, будто магниевая фольга, с такой яркой вспышкой, что эпикурейцам пришлось зажмуриться.
Воздух пропитался запахом жареной дичи, сочнее утки, тоньше фазана. У изголодавшихся эпикурейцев потекли слюнки. Казалось, времени прошло всего ничего, и вот Зебедия уже снимает жарптицу с раскаленного ложа и ставит на стол. Потом он разрезал ее на куски и разложил дымящееся мясо по тарелкам. Каждый кусочек он полил соусом. Кости отправились прямиком в огонь.
Все члены Эпикурейского клуба расселись на заднем дворе кофейни Мустафы Строхайма, вокруг древнего деревянного стола. Они ели руками.
– Зебби, это восхитительно! – воскликнула Вирджиния Бут с набитым ртом. – Так и тает во рту. Вкус просто неземной.
– Это вкус Солнца, – сказал Огастес ДваПера Маккой, поглощая мясо с рвением, на которое способен только по-настоящему большой человек. В одной руке у него была ножка, в другой – кусок грудки. – В жизни не пробовал ничего вкуснее, и я не жалею, что проделал такой долгий путь, чтобы попробовать это чудо. Но я все же буду скучать по дочери…
– Волшебно, – добавил Джеки Ньюхаус. – Это вкус любви и прекрасной музыки. Это вкус истины.
Профессор Мандалай записывал все. Он описывал свои ощущения, записывал впечатления других членов клуба, стараясь при этом не замарать страницы, поскольку в свободной руке у него было зажато крылышко, которое он объедал с величайшим тщанием.
– Странно, – сказал Джеки Ньюхаус, – по мере насыщения у меня во рту и в желудке становится все горячее.
– Да. Так и должно быть. К этому лучше готовиться заранее, – откликнулся Зебедия Т. Кроукрастл. – Есть огневок и раскаленные угли. Иначе на организм выйдет тройная нагрузка.
