Софочка радовалась подаркам, казалось, не представляя их настоящей ценности. Но каково же было удивление Вепсаревича, когда однажды в букинисте на Кузнецовской он увидел «Книгу маркизы», ту самую, подаренную им недавно своей подруге студентке-герценовке. В следующий раз, провожая Софочку до автобуса, Вепсаревич ей не подарил ничего. Софочка лишь вскинула брови, но промолчала. А на неделе, днем, когда Ванечкиной матери не было дома, а Ванечка по причине вторничного похмелья отпросился домой пораньше, он застал у себя в прихожей следующую картину. Какой-то небритый хмырь складывал в обшарпанный чемодан книги, листы с лубками, завернутый в газету фарфор. Ванечка у него спросил, какого хера он это делает, на что хмырь ударил по голове хозяина редкой революционной супницей с серпом и молотом на боку и надписью «Дадим отпор Чемберлену!».
Так закончилась эта Ванечкина любовь – травмой и сердечной потравой. Тогда-то в отделении травматологии дошлый врач, осматривая больного, и обнаружил на его теле странный паутинный покров.
Дальше были уже ИНЕБОЛ и события, читателю хорошо известные.
Ванечка шел по Загибенному переулку и думал о медсестре Машеньке. Как она выйдет ему навстречу – да хоть из этой вот затёрханной подворотни с покосившейся чугунной залупой, торчащей из заасфальтированной мошны. В голове застряли осколки из какого-то погубленного поэта:
Мы старее стали на пятнадцать
Ржавых осеней, вороньих зим…
Машенька появилась внезапно, она вышла из подворотни с девушкой, которая была Ванечке незнакома. Остроскулое лицо спутницы и оленья простота ее глаз заставили Ванечку улыбнуться. Он сразу же погасил улыбку, потому что и Машенька, и вторая, оленеглазая, обе были сосредоточенны и серьезны.
Ванечка опустил глаза и сразу же с ужасом обнаружил, что ботинки его не чищены, на левом на носу трещина и шнурки на обоих рваные и в лохматых до неприличия узелках.
– Здравствуй, – сказала Машенька, сразу переходя на «ты». – Это Медсестра Лёля, она будет тебя лечить.
– Здравствуйте, – сказала Медсестра Лёля. – Вам привет от Шамбордая Михайловича. Я его ученица, он просил меня вас поцеловать. – Лёля потянулась на цыпочках и поцеловала Вепсаревича в губы.
– Спасибо, – ответил Ванечка, смущенный от такого привета. – Как он сам? На здоровье не жалуется?
– Грех ему на здоровье жаловаться при его-то природной жизни. Зато у вас вон, Иван Васильевич, под глазами нехорошие тени.
– Это я позвонил в издательство, и там меня поздравили с увольнением. Стопоркова взяли на мое место.
– Разве стоит из-за этого волноваться?
– Нет, в общем-то, но за литературу обидно. Маша, – сказал он Машеньке, молчаливо слушавшей их беседу, – я пытался… тебя найти, позвонить, но почему-то все время не получалось.
– Я тоже тебя хотела найти. Вот, нашла.
– Это я нашел. Я только что загадал, что ты появишься из этой вот подворотни, и ты, действительно, появилась. Чудо какое-то.
– Не чудо, – сказала Медсестра Лёля. – Мы знали, что вы здесь будете, поэтому сюда и пришли. Сейчас мы поедем к вам и сразу же приступим к лечению. Все, что нужно, там уже есть. Я на днях к вашей матушке заходила…
– Сейчас вы пойдете с нами, и если кто-нибудь будет вякать или лепить горбатого, то я за свои нервы не отвечаю. – Феликс Компотов-старший раскачивался на ногах-качелях и перекатывал над скулами желваки. Рядом стоял Глюкоза, вышедший на тропу войны. Глаза у него слезились от мутного табачного дыма поддельной сигареты «Пэл Мэл». Колька из 30-й квартиры крутил от дедова «Запорожца» ключ; саму машину покойный папа его папаши по пьяни утопил в проруби в одна тысяча лохматом году. Демонстративно наособицу от компотовских стоял Чувырлов Альберт Евгеньевич, бывший Ванечкин сопалатник. Стоял он с независимым видом, показывая всей своей позой, что не все в этой компании лохи, а есть люди очень даже авторитетные. Он, например, Доцент.
– Что, не поняли? – Феликс Компотов-старший выставил вперед пальцы и пошевелил ими, как осьминожьими щупальцами. – Руки в ноги и на счет раз в подворотню.
Глава 13
Калерия Карловна наносит удар
Переведем стрелку наших часов на некоторое время назад.
Покинув приёмный пункт стеклотары, Калерия с Глюкозой и Феликсом Компотовым-старшим разделились на два отряда. Один возглавил Компотов, другой – Калерия. В состав отряда, возглавленного Калерией, вошла единолично она. Отряд Компотова составился из двух человек – самого Компотова и Глюкозы, находящегося у Компотова в подчинении. Им Калерия поручила срочно вытащить из домашних нор, во-первых, Кольку из 30-й квартиры, а во-вторых, Доцента. «Если будут сопротивляться, – сказала она для строгости, – вставьте в жопу обоим по бенгальской свече и запалите к едрене-фене». Сама Калерия собралась зайти домой, проверить своего ненаглядного арахнида Карла – как он там, не блядует ли, не водит ли в ее святая святых каких-нибудь подозрительных алкоголиков? А то он в последнее время что-то стал вести себя уж больно самостоятельно. Загордился, завел знакомых из якобы литературной богемы, выдули тут как-то с одним хмырем, якобы сценаристом с Ленфильма, полграфина ее любой настойки. Того гляди девок начнет водить или с пидорасами спутается.
Расставшись с Компотовым и Глюкозой и договорившись об общем сборе в садике на углу Малого и 14-й ровно через двадцать минут, Калерия поспешила домой.
В квартире ее ожидал сюрприз. Как она и догадывалась, Карл принимал гостей. Под торшером, за низким столиком сидел некто в черно-белой футболке с извивающимся драконом у сердца. Этот некто с сигареты в руке тряс пепел на персидский ковер, доставшийся Калерии по великому блату еще в былинные советские времена, и нес при этом какую-то околесицу. Ее Карл сидел перед ним, фигурально развеся уши. И, конечно же, между ними стоял Калериин заветный графин, уже почти что ополовиненный.
– …Все это евфуизмы, – говорила незнакомая личность. – Литература чужда дидактики. Как только поэт начинает говорить: «Не спи, не спи художник» и все такое, поэзия из стихотворной вещи уходит. Приходит Саванарола, в лучшем случае – Макаренко…
– Здрасьте посравши, а это еще что за чудовище? – вмешалась Калерия Карловна в их мирный литературный спор.
– Стопорков Дмитрий Леонидович, – представился человек в футболке, элегантно приподнимаясь в кресле.
– А-а, Стопарьков. Ну и кто же ты, Стопарьков, такой будешь?
– Мамочка, не груби, – вступился за своего гостя арахнид Карл. – Это переводчик и главный редактор издательства «Фанта Мортале».
– Ну, пока не главный, а ответственный всего-навсего, – ответил, улыбнувшись, сидевший. – Я для Карла тимотизан принес – дефицитное лекарство от дерматофитоза. Нога, знаете ли, корень здоровья, а он и лечит и плесень с ноги снимает, так на упаковке написано.
– А куришь зачем? Пепел зачем на ковер роняешь?
– Мамочка, – снова вмешался Карл, – чем ругаться, лучше бы вон закусочку сгоношила. Я голодный, как сто китайцев, и Дмитрий тоже.
