— Да не простудится, — успокоила Аксинья Потаповна. — Ты сама девчонкой была, разве не ела снег? Пусть играют, что с ними случится.
И медведицы завели беседу о проблемах воспитания, а медвежата — и чёрные, и бурые, и рыжие, и белые — затеяли снежные игры. Тут им и снежки, и обсыпания, и закапывания, и, конечно, катания с горки. Не на санках и не на лыжах — на собственной шкуре. Лучше всего на спине, а можно и на боку, а то и вовсе кувырком. Докатишься сверху донизу, до самой травки, а потом бегом опять наверх — и снова вниз, дрыгая лапами. Весело!
Даже Коала, хоть и бабушка, не погнушалась скатиться разок со склона. Будет что рассказать австралийским внучатам: в Австралии про снег разве что краем уха от пингвинов слышали.
Только чёрно-белая медведевочка Панда сидела одиноко на краю снежника, поглядывая на резвящихся через плечо. Стеснялась. Ей бы и хотелось познакомиться с бурой Настёной, дочерью медведицы Ксюши, да не хватало решимости. (А Настёна — та кувыркалась наравне с мальчишками.)
— Одиноко тебе, — послышался рядом участливый голос. — Как я тебя понимаю.
Панда скосила глаза и совсем рядом увидела Маху-Росомаху.
— Меня тоже никто не любит, — пожаловалась Росомаха. — А я ведь не такая, как обо мне думают.
Панда ничего не ответила, только повернулась к Росомахе спиной. Но та лишь обошла застенчивую медведевочку с другой стороны и продолжала:
— Зря меня так грубо обзывают — «Росо-Маха», на самом деле моё имя — Роз-Мари. Я хорошая. Давай мы с тобой будем тайно дружить. А потом…
Что «потом», лохматая интриганка не досказала. Раздался лай — громкий собачий лай! «Роз-Мари» подскочила на месте, выгнув спину горбом, да как понесётся вниз по склону! Не вприпрыжку и не скользом, даже не кувырками — а просто-таки колесом, обгоняя съезжающих медвежаток. Доколесилась до края снежника — покатилась по траве, врезалась в кусты и с треском исчезла в стланиках.
Но не одну Росомаху напугал собачий лай. Медведица Ксюша бросилась к своим чадам, чтобы защитить их; Аксинья Потаповна поднялась на задние лапы во весь грозный рост и стала оглядываться: где охотники? Где эта злая собака?
Но вместо собаки увидела только Панду, которая стыдливо зажимала свой рот лапкой, чтобы не засмеяться.
— Ты видела собаку? — спросил у Панды Тедди.
— Это не собака, — призналась Панда. — Это я.
— Дети, все ко мне! — скомандовала Аксинья Потаповна, продолжая оглядываться и принюхиваться. — Уходим.
— Да нет никакой собаки, — повторила Панда. — Это я лаяла. А чего Росомаха ко мне привязалась?
— Ты лаяла? — недоверчиво переспросила вожатая.
— А ну-ка, полай ещё, — предложил Тедди.
— Гав-гав! — сказала Панда.
И у всех медведей — и малых и старых — от этого голоса шерсть поднялась дыбом.
— Ну и шуточки, — сердито сказала медведица Ксюша. — Так и разрыв сердца может случиться. Миша, Настёна, прощайтесь. До встречи, крёстная, пора уж нам.
— Да и мы, пожалуй, вниз пойдём, — сказала Аксинья Потаповна. — Хоть и ложная тревога, а всё же в лесу оно спокойнее будет.
— Пай, научи меня лаять, — попросил Панду медвежонок Тедди.
— Нет, нет, что угодно, только не это, — замахала лапами вожатая.
— Ладно, я и по-другому умею, — сказала Панда. — Ку-ку! Ку-ку!
— Кукушка! — угадали медвежата и захлопали в ладоши. — А ещё?
Пай Сюн поёжилась, подняла бровки, вытянула губы и прогудела:
— У-у-у… Вдефь вябко…
— Это наш Бхалу, как вылитый! — засмеялись медвежата. — Ты настоящая артистка!
Только сам Бхалу надулся и проворчал:
— У-у-у, вовсе и непохоже.
Аплодисменты помогли Панде преодолеть стеснение. Она артистично поклонилась и ещё изобразила Росомаху — как та сгорбатилась от испуга и как кувыркалась вниз по склону. Медвежата развеселились и закувыркались следом — вниз, к стланикам, к лесу.
— А я останусь здесь, — решил Умка. — На снегу хорошо. Здесь и в прятки играть лучше.
— Тогда тебе выше в горы надо, — посоветовала Аксинья Потаповна. — Там снега вечные, а этот снежник со дня на день растает. Только имей в виду: в горах рыба не водится.
— Может, всё-таки спустимся к реке?
Умка погрустнел и лизнул снег на прощание:
— До свидания, снег, до зимы. Я буду скучать.
Мифы медведей мира
Почему панды чёрно-белые
С того случая Панда стала стесняться меньше, меньше и меньше. Все признали её артистический талант.
— А почему у тебя столько имён? — полюбопытствовал как-то Тедди. — Ты и Панда, и Пай Сюн?
— У тебя тоже не одно, — ответила Панда. — Ты и Тедди, и Блэк.
— Блэк означает «чёрный», — объяснил Тедди.
— А Пай Сюн — наоборот, — хихикнула Панда. — «Белый медведь».
— Кто белый медведь?! — так и подпрыгнул Умка. — Ты белый медведь? Это я белый! А ты наполовину чёрная!
— Да, теперь мы такие, а когда-то были совсем белые. Рассказать?
— Расскажи, расскажи, — обрадовались медвежата.
— Это было давным-давно, — начала Панда. — Поднебесный мир был совсем молодой. В бамбуковом лесу жили белые медведи панды — самая первая семья. А рядом с лесом жили люди — тоже самая первая семья. Они жили мирно и друг другу не мешали. В семье панд была дочка — вроде меня, только совсем белая. И у людей тоже была девочка. Человеческая девочка каждый день пасла овец на холмистой лужайке.
Панда приложила к вискам две веточки, изображая рожки, и проблеяла:
— «Бе-е, бе-е!» Такие миленькие беленькие кудрявые овечки. И девочка панда тоже каждый день приходила из леса поиграть с пастушкой и овечками.
Однажды в прохладный вечер панда и пастушка грелись у костра, и пастушка задремала. Вдруг из леса вышел большой зверь и стал подкрадываться к овцам.
И Пай Сюн показала, как медленно крадётся хищный зверь, припадая к земле, шевеля лопатками, подрагивая хвостом и подбирая лапы для прыжка.
— Это рысь, — предположил Умка.
— Пума, это точно пума! — сказал Тедди.
— Барс! — догадался Бхалу.
Панда сморщила верхнюю губу, показывая клыки, и прорычала:
— Да, леопар-р-р-рд… «Не рычи, — сказала ему белая девочка панда. — Пастушка спит, а я стерегу её овечек, их трогать нельзя, уходи». Леопард рассердился и бросился на панду. И конечно, растерзал бы её в клочки, но от шума проснулась пастушка. Она выхватила из костра горящую палку и стала дубасить леопарда по жёлтой пятнистой спине.
