Франц вместе с другими мальчишками два сеанса подряд следил, замирая, за его судьбой. Курту шлось пережить много невзгод, когда он воевал с русскими, но фильм кончался замечательно. Через двенадцать лет после войны Курт путешествовал с женой и сыном: по Швейцарии. В горах они. нашли эдельвейс. Это заметил полицейский и задержал туристов. Он был вежлив, но строг: закон не разрешал срывать, редкие цветы. — Карл! — вдруг воскликнул Курт, и его удивленные зрачки заполнили весь экран. — Ты не узнал меня? А помнишь бой в ущелье, когда кончались патроны?
Суровый полицейский неловко смахнул слезу и обнял товарища, но оружию.
Потом они поднялись на вершину, и Карл сказал сыну Эссена:
— Мальчик, знай. Будет еще время, когда понадобятся рогатые каски. И тогда вспомни эмблему нашей дивизии — Эдельвейс.
Это был чудесный фильм, и вечером Франц взахлеб рассказывал о нем Вилли. — Надо забыть про все на свете, а не только про Эдельвейс, чтобы снимать такие фильмы. — неожиданно и сердито обратился к матери отец, и та согласилась. И еще она добавила, что эдельвейс — это черный цветок с четырьмя крючковатыми лепестками. Этих слов Франц совсем не понял. Ведь он знал, что эдельвейс белый. Но мама не стала слушать.
И она не пустила в кино Вилли, хотя тот ревел отчаянно…
От мыслей о Курте Эссене и странностях взрослых Франца отвлек шум моторов. По соседней улице шли машины. Они проходили с одинаковыми промежутками, и гул двигателей равномерно вырастал и спадал. Франц знал, что это военные транспортеры, но не мог угадать, чьи они: американских войск или бундесвера.
Соседняя улица вела на шоссе, значит автомобили, двигались к границе. Их обгоняли полицейские мотоциклы. Иногда, чтобы сократить дорогу, мотоциклисты сворачивали;в переулок н выезжали на Фридрихштрассе. Они тоже спешили к границе. Потому что во всех газетах написано, будто красные в Восточном Берлине угрожают безопасности германской нации.
А Вилли все не было. Франц осторожно положил на карниз автомат и поднял воротник. Куртка плохо защищала от ветра, несущего мелкий дождь. Ноги затекли. Давно пора было бы кончить игру и пойти домой. Отто, наверное, так и сделал. Но Франц не уходил, потому что надеялся вот-вот увидеть Вилли. Ему очень хотелось его увидеть, чтобы довести дело до конца. Было обидно зря потерять столько, времени. И как будет здорово, когда он одурачит Вилли. Даже Отто скажет, что это — здорово. Надо только подождать еще немного.
Вздрагивая от холода, Франц снова осмотрел улицу, и его взгляд уперся в собор. Стали уже понемногу собираться сумерки, и громада собора казалась почти черной. Франц скользнул глазами вверх, до тонких крестов.
— Мой бог, сделай, чтобы брат показался на улице, — прошептал мальчик, обращаясь к крестам.
Над собором быстро шли облака, и казалось, что башни падают навстречу им, падают без конца…
В переулок снова въезжали мотоциклисты. Франц посмотрел вниз я вдруг увидел, что из аптеки вышел Вилли. Он вышел и остановился на краю тротуара.
— Стой! — крикнул изо всех сил Франц и поднял автомат. — Стой! Ты убит!
Вилли вздрогнул и поднял голову. Он сразу, разглядел брата и что-то ответил. Франц не расслышал, потому что громко трещали полицейские мотоциклы.
— Ты убит! — снова закричал Франц.
Вилли сложил рупором ладошки, и до Франца донеслось:
— Врешь! Одной рукой не стреляют из автомата!
— Хорошо же, — пробормотал Франц. Он прижался к стене так плотно, что почувствовал сквозь одежду холод промокшей штукатурки. Потом он осторожно убрал левую руку с водосточной трубы и сжал автомат в обеих ладонях.
Тогда Вилли бросился вперед. Сердце у него отчаянно заколотилось, словно это была не игра, а настоящая опасность. Надо было перебежать дорогу и скрыться в подъезде раньше, чем Франц крикнет снова, что он уже выстрелил. И Вилли кинулся наперерез ревущим мотоциклам…
Франц видел, как от удара коляской Вилли подлетел в воздух и упал ничком.
Он лежал рядом с решеткой водостока. Сразу стало тихо, несмотря на то, что мимо продолжали мчаться мотоциклы.
Франц смотрел вниз. Хотя было высоко, он видел маленький вихор на светлом затылке братишки, коричневую полоску йода на худенькой руке и острые лопатки пол белой рубашкой.
— Вилли, — негромко позвал Франц. Он выпрямился, и карниз мягко ушел из-под ног. Пустота холодной улицы качнулась внизу и кинулась навстречу…
Франц упал прямо на железную решетку водостока. От затылка до поясницы прошла горячая игла. Удар опрокинул мальчика на спину. Уголком глаза Франц увидел белую рубашку Вилли, но глазам сделалось больно, и мальчик стал смотреть вверх. Некоторое время он чувствовал еще холод железной решетки и видел небо. В небе быстро двигались темные облака, и черные башни собора с тонкими крестами падали им навстречу. Они падали всей своёй массой на землю, на город, на серый каменный переулок, полный мертвой тишины и грохота стремительных мотоциклов…
— Может быть, все не есть так. Пресса не говорит правду. А старик просто есть болен, — заметил вдруг Копф.
— Хотелось бы так думать, — сказал подполковник. — Очень хотелось бы, чтобы все было не так…
Мы поднялись. Ветер снял со скамейки и мягко бросил на песок снимок разрушенной улицы.
1961 г.
Рукавицы
Каждое утро, в восемь часов, Валерка отправляется в школу. В переулке он сворачивает на тропинку и спешит по ней до лазейки в бетонном заборе. Так делают все мальчишки, чтобы сократить дорогу.
За бетонным забором — стройка. Все ребята знают, что строится здесь новый цех Уралмаша, самый большой в Европе. В прошлом году, осенью, Валерка видел, как кранами ставили первые бетонные столбы. Потом на громадной высоте рабочие сваривали синими огнями электросварки балки перекрытий. Сначала Валерка проходил просто меж серых колонн, а однажды увидел, что над колоннами уже не зимнее небо, а крыша. Очень она высокая, не заметишь, если голову не запрокинешь. А наверху бесстрашно ходят по балкам монтажники. Кажутся они с земли совсем маленькими. Да и Валерка сам себе кажется букашкой. Потому что гулко гудят под сводами машины, громко кипят сварочные аппараты, и не поймешь, где тут вход и выход, длина и ширина. Жутковато даже…
Как-то шел Валерка из школы, засмотрелся на высокие краны и уронил варежку. Он наклонился, чтобы поднять ее, и тут чуть не случилась беда. Неслышно подкатил сзади самосвал и сбросил ребристые звенья арматуры, из которых сваривают каркасы для бетонных колонн.
— Берегись!.. — крикнул кто-то громовым голосом и отбросил Валерку в сторону.
Упал Валерка в снег, зажмурился от страха, а когда открыл глаза, увидел, что стоит над ним человек в серой шапке-ушанке, в брезентовой куртке и больших рукавицах. Рыжие густые брови у человека были сдвинуты.
— Живой? — спросил он и добавил сердито: — Носит вас тут!..
