Машина чихнула и встала. Шофер вспомнил всех знакомых чертей, поднял капот и по пояс залез в мотор. Когда он выбрался, на лице его была безнадежность.
Я понял, что самое лучшее — заканчивать экспедицию пешком. Мои друзья так не думали и остались в кузове под брезентом. За ночь, наверное, не выспались.
Шоссе петляло, и, чтобы сократить дорогу, я пошел в город через лес.
Был конец сентября. Лес на горных склонах уже не казался одинаковым.
Его синевато-зеленая шкура пестрела красноватыми и желтыми заплатами.
Сразу было видно, что в сосновом бору есть лиственные островки.
Березы стояли в желтых кольчугах. Кое-какие травы тоже увядали. На зеленом ковре то и дело мелькали кружевные разноцветные листья — золотистые, оранжевые, красные с черными точками. Но еще цвели мелкие ромашки. Они поднимались шапками и ярко белели среди темных камней.
Я шагал быстро, потому что рюкзак и ружье оставил в машине. Минут через тридцать я увидел знакомую вершину с большими круглыми камнями, а потом в просвете между соснами показались крыши Стрелогорска.
Начинался березняк. Желтые ветки хлестали меня по брезентовой штормовке.
Сквозь шорох листьев мне послышались чьи-то шаги. Я хотел оглянуться, но споткнулся о камень. Чтобы не упасть, пришлось схватиться за ветку.
Она согнулась.
— Стойте!
Я выпрямился и ветку отпустил. Из кустов на меня выскочил мальчишка.
Небольшой, лет девяти, в форменной фуражке с ремешком на подбородке.
Глаза, большие и черные, как два угля, сердито блестели из-под козырька.
— Зачем вы ломаете ветки? — звонко и отчетливо сказал мальчишка. — Ветки вам мешают?
На животе у него висел фотоаппарат. Открытый объектив «Смены-8» смотрел на меня тоже строго и неприветливо. Как зрачок ружейного ствола.
Я люблю все живое. Я сам не терплю, когда ломают ветки. И потому ответил:
— Я чуть не упал, вот и схватился. Не нарочно. Смотри, она даже не сломалась.
Он старательно и долго осматривал ветку. Может быть, даже слишком долго. Наверно, мальчишке стало неудобно: зря напал на человека.
— Ну ладно, — сказал он чуть-чуть виновато и закрыл объектив. — Я же не знал. Ведь многие ходят и ломают деревья. Кто на веники, кто просто так ломает, ни за чем…
Я сказал, что понимаю, но что сам я не из таких. И хотел уже идти.
Но раздался шум, и с хохотом вылетел из кустов юркий веснушчатый мальчишка, такого же роста, как первый. За ним, хватая за штаны, мчался крупный белый щенок.
— Шуруп! — черные глаза моего знакомого вновь сердито загорелись. — Ну, Шуруп… Ладно, Шуруп! Тебе для этого дали собаку, да?!
Веснушчатый Шуруп остановился. Он улыбнулся.
— А чего? Ты взбесился, Уголек?
— Ты патруль или кто?
— Ну и пусть патруль, ну и что, — скачал Шуруп. — Я и слежу кругом.
— Так следят? Сам бегает и еще собаку портит. Я, Шуруп, Толику скажу. Узнаешь тогда.
Шуруп задумался. Наконец он ответил:
— Говори. Толька все равно не дерется.
— Тогда я сам могу…
— Ха… Помог один раз Курилыча оштрафовать и расхвастался. Все равно не ты штрафовал, а Сережа…
Уголек закусил губу. Потом медленно произнес:
— Тогда с тобой поговорит Мушкетер. Или лучше Тетка… Снежок, к ноге!
Напоминание о Тетке было, видимо, не очень приятным. Шуруп струхнул. А щенок не испугался. И к ноге он не спешил. Он сел и начал разглядывать меня озорными золотистыми глазами. Был щенок совсем белый, а на ухе… на ухе черное пятнышко!
Черт возьми! Маленькое пятнышко на левом ухе, крошечный черный треугольник…
— Как ты зовешь его? — спросил я Уголька.
Он сказал:
— Снежок.
Ну что ж… Снежок так Снежок. Когда-то его звали Норд. Это я знаю точно.
Нордик…
Так глупо все получилось, Норд. Вез я тебя из далекого стойбища на реке Конде и потерял у самого города, в поезде. Когда я выскочил в тамбур, пьяный парень с большой корзиной бормотал, что не видел никакого щенка.
Ты был тогда смешной и пушистый. Не такой большой. Любил когда брали на руки… Впрочем, ты ведь не помнишь. Смотри как вырос.
Тебе все-таки повезло. Еще походишь по охотничьим тропам когда подрастете вместе с хозяином. Ты нашел хорошего хозяина. И дело у вас хорошее, раз вы охраняете наш лес.
Этот лес уходит далеко-далеко и сливается с другими лесами. А те леса уходят еще дальше. Они теряют границы. Это уже зеленый океан, который называется Тайга.
1962 г.
ПАЛОЧКИ ДЛЯ
ВАСЬКИНОГО БАРАБАНА
Маленькая повесть
1. Все хотят от него избавиться
Второклассник Васька Снегирев пришел в пионерскую комнату, потоптался на пороге и сказал: — Значит, не берете, да? Сами в кружок записали, а теперь, значит, выписываете обратно, да?
— Мы предполагали, что за зиму ты подрастешь, — разъяснила умная пятиклассница Галина, та самая, которая вела походный дневник кружка краеведов.
— Я и подрос!
— Подрос Васькин нос до верхушек берез, — тут же сочинил ехидный человек — ворчливый бритоголовый Лех.
Круглые веснушки на Васькином носу съежились, желтые крапинки в серых глазах потускнели. Хотел Васька что-то сказать, но не сказал и опустил голову.
Пришел командир походного звена — десятиклассник Сеня. Поглядел на второклассника Ваську. Стоит Васька на пороге с самодельным рюкзачком за плечами. Веревочные лямки режут худенькие плечи. Васька шевелит плечами, молчит и разглядывает свои потертые тапочки.
— Эх… — сказал Сеня. Потом Сеня добавил: — Дома-то тебя все равно не отпустят.
Желтые крапинки снова засветились в Васькиных глазах.
— Папа в командировке, мама у тети в деревне. Ольга экзамены в институт сдает. Она говорит, что рада от меня избавиться.
— Мы тоже, — заметил Лех.
Сеня еще два раза сказал «эх» и еще поглядел на Ваську. Потом велел:
— Лямки смени у рюкзака… Да, и скажи еще, что ты будешь делать в походе?
— Все! — с готовностью пообещал Васька.
— Все — это значит ничего, — строго сказала Галина. — Какая у тебя обязанность?
Васька растерялся. Не было у Васьки обязанности. Откуда она, если его в поход брать не хотели?
Сеня сморщил лоб и пригладил светлый ежик волос. Ежик, конечно, не послушался.
