Они лежали и ждали страшных рывков и рычания. Но было тихо.
Может быть, чудовище не проснулось?
Алька открыл один глаз и увидел что-то тёмное и расплывчатое. Это был просто лопух. Алька хотел открыть второй глаз. Но тут ему под локоть попал какой-то очень острый камешек. Алька дёрнул рукой и угодил в крапиву. Это была не простая крапива, а самая жгучая, с тёмными узкими листьями, — собачья. Она жалится даже сквозь рубашку. А если локоть голый, то даже мёртвый, наверно, вскочит!
А ведь Алька-то был не мёртвый. И, конечно, вскочил. И увидел, что никакого чудовища нет.
— Вставайте, — уныло сказал Алька.
В траве лежал свернувшийся полосатый матрац, а из-под него торчало старое берёзовое полено.
Когда все поднялись и освободили матрац из-под сетки, упругая трава снова выпрямилась и начала вздрагивать. И стало казаться, что матрац живой: он тихо колыхался в траве. Алька понял, что всё это из-за экскаватора, от которого дрожала земля.
— Это нашей соседки матрац, — сказал Юрчик и виновато вздохнул. — Она его на забор повесила, чтобы пыль выбивать палкой. А он, значит, упал…
— Вот из тебя бы пыль палкой… — мрачно произнесла Людмила.
— Надо отнести сетку, — сказал Павлик.
— Никто её и здесь не украдёт, — отмахнулась Женька.
Всё вокруг ещё больше потемнело. И большое облако уже не было похоже на светлую серебряную гору из сказки. Оно расплывалось в сумерках.
Всё сделалось обыкновенным и неинтересным.
Алька вспомнил, что день закончен. Ничего хорошего сегодня уже не случится. Не будет никаких тайн, зовущих на опасную охоту. Даже обыкновенной игры в лунки не будет, а придётся идти домой. Ужинать. Мыть ноги. Спать…
Злая досада заскребла Альке горло. Прищурившись, он глянул на Юрчика. Драться Альке не хотелось, но рука его как-то сама размахнулась и сильно хлопнула Юрчика по голове. Алька почувствовал, как под ладонью подмялись волоски на Юркином затылке, а голова послушно качнулась вперёд, будто у деревянной лошадки.
Юрчик ничего не сказал, даже не обернулся. Он тихонько пошёл с опущенной головой от ребят, и одна сандалия у него хлюпала и скребла, потому что был оторван ремешок.
Алька взглянул на ребят. Они смотрели вслед Юрчику, а потом Женька отвернулась и неуверенно сказала:
— Так и надо ему…
— Айда домой, — хмуро предложил Валерка.
И они пошли. Поодиночке, будто жили в разных домах.
Алька шёл всё тише и тише. Он остался во дворе один. Почему-то всё думалось о Юрчике. Алька знал, что Юрчик жаловаться не будет. Он вообще никогда не жалуется. Но это Альку не радовало.
Он остановился, потоптался на месте, а потом ноги сами повернули назад, к забору. Всё скорей и скорей.
Алька с разбегу проскочил колючие заросли, подтянулся на досках и через две секунды был в соседнем дворе.
Юрчик сидел на крыльце; его майка белела в сумерках, как маленький парус.
Алька нерешительно подошёл сбоку.
Юрчик нагнулся низко-низко. Голову опустил ниже колен. Может быть, он плакал?
— Ты чего… сидишь? — пробормотал Алька.
— Сандалия порвалась. Ремешок… — вздохнул Юрчик. — Бабушка утром пришила, а он опять… Никак не приделаю.
Он не плакал. И он не удивился, что рядом появился Алька.
Всё-таки хорошо, что иногда отрываются ремешки.
— Давай, — деловито сказал Алька.
Он сел рядом и сдёрнул с ноги Юрчика сандалию. Потом нащупал в кармане моток медной проволоки. Эта проволока давно мешала ему, царапала ногу, и он собирался её выбросить. Хорошо, что не выбросил. В другом кармане Алька отыскал гвоздь — вместо шила.
— Сейчас… Всё будет, как надо.
Уже совсем стемнело, и Альке пришлось работать на ощупь. Но всё равно он ловко действовал проволокой и гвоздём. Дело было привычное: ведь и у него часто отрывались ремешки.
Юрчик сидел, привалившись к Алькиному плечу. Он шевельнулся и вздохнул так, что у Альки на виске торчком встали волосы. И тихонько сказал:
— Я ведь не знал, что оно не настоящее… Чудовище…
— Конечно, не знал, — ответил Алька сквозь зубы, потому что перекусывал проволоку. — А если бы настоящее, мы бы ему… дали…
— Ага, — прошептал Юрчик. Он доверчиво сопел и тепло дышал Альке в щёку. Наверно, так же дышал Белый Оленёнок, когда засыпал под боком у большого доброго медведя.
Алька наконец откусил и выплюнул проволочную нитку.
— Всё, — солидно сказал он. — Закончен ремонт. Ну-ка, давай твою лапу…
Ночные поезда
Алька вернулся домой поздно, потому что они с Валеркой до самого вечера шили из старого сапога футбольный мяч. Алька вошёл в комнату и услышал, как папа говорит:
— По-моему, он приедет утром, в девять часов. Есть такой поезд.
— Не мог уж телеграмму потолковей дать, — возмущённо дёрнула плечом Марина.
— Кто приезжает? — поинтересовался Алька.
— Не суйся, когда старшие говорят, — отрезала Марина.
Алька сделал вид, будто Марины вообще нет на свете.
— Мама, кто приезжает? — снова спросил он.
— Сын дяди Юры, — ответила мама. — Твой двоюродный брат Игорь.
— Брат?
Алька знал, что у него есть разные там дяди и тётки, двоюродные братья и сестры. Но все они жили где-то далеко, и, по правде сказать, Альке было всё равно, есть они или нет. Но теперь Алька заволновался:
— Брат? А двоюродный— это всё равно настоящий?
— Ещё бы! — сказал папа.
— А он большой, этот Игорь?
Папа сказал:
— До потолка.
А мама махнула рукой:
— А-а… Он ещё мальчишка совсем…
Мальчишки не бывают до потолка. Значит, папа Альку разыгрывал. Он это любил.
А у Альки появилось сразу десять вопросов. Зачем едет Игорь? Откуда? Надолго ли? И самое главное: сколько ему лет? Конечно, он старше Альки. И это очень хорошо…
Если у вас нет старшего брата, вы знаете, как это плохо. Надо, например, смастерить из старой тачки автомобиль, а помочь никто не может. А когда Витька Капустин, длинный такой и вредный, обещает закинуть тебя на крышу, как быть? Разве что пустишь в него куском кирпича и сразу мчишься домой. А если бы старший брат был, домой мчался бы сам Витька.
Всю свою жизнь Алька мечтал о старшем брате, потому что от Марины толку всё равно никакого нет. Только придирается всё время.
Впрочем, сегодня Алька решил с Мариной не ссориться. Он хотел у неё кое-что спросить. Но когда вопросов много, их трудно задавать по порядку. И вместо того чтобы узнать, сколько лет Игорю, Алька спросил:
