А вечером картинку увидел Алька. Он заметил её ещё с порога и в первый раз забыл вытереть о коврик подошвы.
— Ух ты-ы… — тихо сказал он. — Это ты рисовал, Шурик?
— Я, — ответил Шурик. — На улице тепло сегодня, да?
— Тепло, — кивнул Алька. — А ты срисовал или сам напридумывал?
— Сам.
Алька подошёл к стене, упёрся в неё ладонями и принялся разглядывать удивительный город. И Шурик понял, что никаких новостей Алька всё равно сейчас рассказывать не будет.
— Здесь нужен мост, — вдруг заметил Алька и ткнул пальцем в просвет между двумя башнями на склоне холма. — Мост надо наверху, чтобы из одной башни прямо в другую…
Шурик слез с кровати и остановился за Алькиной спиной. Лампочка ярко освещала весь город. И он снова стал праздничным и весёлым.
— Не надо моста, — сказал Шурик. — Они же могут летать на крыльях, те человечки, которые живут здесь.
— На крыльях? — серьёзно переспросил Алька.
— Ну да! Они их ремнями пристёгивают. Пристегнут — и марш. С крыши на крышу, с башни на башню…
Шурику вдруг показалось, что нарисованное солнце подмигнуло ему, довольное такой выдумкой.
— Шура, не ходи босой. Пол холодный, — сказала из кухни мама.
Нет, солнце не подмигивало. И улыбалось оно как-то кисло, будто школьник, у которого отобрали шпаргалку.
Шурик вернулся на кровать.
Алька всё ещё внимательно разглядывал рисунок. Он даже нижнюю губу прикусил от внимательности. Лицо у него было таким серьёзным, будто он решал самую трудную задачу.
И наконец Алька сказал:
— Хочешь, к тебе Лапа придёт? Ты, может, в их классе учиться будешь. Хочешь познакомиться? Он хороший, он, может, тебе щегла принесёт, если не выпустил…
Лапа пришёл на следующий день. Он остановился в дверях и неловко сказал:
— Здорово.
— Здорово, — сказал и Шурик. — Да ты давай… заходи. Алька, ты забери пальто у него.
Лапа подошёл к кровати, потоптался и протянул Шурику руку:
— Васька… Лапников.
— Шурка, — сказал Шурик и тоже протянул руку.
Ему было немного неловко, что ладонь у него худая и совсем белая. У Лапы рука уже покрылась весенним загаром.
— Мне Алька рассказывал… — начал Лапа. — А ты всё лежишь?
Шурик поскорей поднялся с кровати.
— Это я так, от скуки. Скоро уж на улицу отпустят.
— Ты давай скорей поднимайся, — сказал Лапа. — У нас тут ребят много. Весело.
— Ладно, — согласился Шурик.
Лапа ему понравился. У него был вздёрнутый нос, круглое лицо и почти совсем белые волосы. Наверное, Лапа недавно бегал на улице: волосы под шапкой у него слиплись сосульками и прильнули к голове. А сейчас эти сосульки постепенно поднимались и торчали, как иголки дикобраза. Лапа выглядел немножко смешно, но было сразу видно, что он добрый.
Алька нетерпеливо заёрзал на стуле. Лапа поглядел на него, а потом перевёл глаза на Шуркин рисунок.
— Хороший какой! — сказал он.
— Да ну… — отмахнулся Шурик. — Ерунда.
— Знаешь что? Дай мне эту картинку, — вдруг попросил он. — Можно?
— Да пожалуйста, — сказал Шурик. — Мне что, жалко, что ли?
Алька опередил Лапу и сам отлепил листок от стены. И сразу заявил:
— Нам уже пора.
Шурик слышал, как за дверью Лапа сказал Альке:
— Хороший…
Но о Шурике он так сказал или о рисунке, было непонятно.
После этого целых пять дней никто не заходил к Шурику.
На шестой день забежал Алька. Он зачем-то захотел узнать, что такое «архитектор».
— Ну, это вроде инженера, — объяснил Шурик. — Он придумывает, как дома строить. Чертежи чертит. Ты не знал, что ли?
— Я-то знал, — хитро улыбнулся Алька. — Я думал, ты не знаешь.
— Я знаю, — сердито сказал Шурик. — А ещё я знаю, что у тебя, Алька, совести совсем нисколько нет. Целую неделю не мог зайти. Я тут скоро взбешусь.
Алька покосился на дверь и рассеянно проговорил:
— Да, понимаешь, дела всякие. Каникулы…
То, что дел у Альки много, и так было видно: все руки в царапинах и даже на лбу царапина.
— Ну хорошо же… — обиделся Шурик. — Дела так дела… Я завтра и без вас на улицу выйду.
— Выходи завтра! — почему-то очень обрадовался Алька. — Завтра — это хорошо. Мы тебе знаешь что покажем?..
Мама отпустила Шурика на улицу не на следующий день, а в тот же вечер. Шурик надел зимнее пальто и валенки с галошами. Мама закутала ему шарфом шею. Шурик не спорил. Он хотел только поскорее оказаться на улице. Скорей!
Дверь открылась, и прохладный, пахнущий талым снегом воздух ударил в Шуркино лицо. Шурик закашлялся от неожиданности. Но он тут же зажал рот варежкой: кашель могла услышать мама.
Шурик спустился с крыльца.
Лужи подёрнулись уже тонким синим ледком.
Ветки молодых берёз, которые днём были мокрые, теперь тоже покрылись прозрачной корочкой.
Они будто в стеклянные трубочки оделись на ночь.
Было ещё светло, в просвете между домов растекался жёлтый закат.
Дома вокруг оказались вовсе не одинаковыми, как раньше думал Шурик. Они были двухэтажные, пятиэтажные, трёхэтажные. И штукатурка у них была разноцветная: розовая, светло-жёлтая, голубоватая.
Шурик обогнул свой розовый дом и вышел со двора на улицу. Она оказалась короткой, и в конце её стояли сосны. Через три минуты Шурик уже подошёл к ним.
Сосен было штук двадцать или немного больше. Они стояли довольно далеко друг от друга.
Но это были не одинокие лохматые сосны с кривыми стволами, а настоящие дочери леса: тонкие, прямые, с густыми верхушками. И хотя кругом поднимались большие дома, сразу было видно, что когда-то здесь шумел бор.
Шурик поднял голову, чтобы лучше разглядеть верхушки сосен. Поднял, да так и остался стоять.
Высоко на стволе Шурик увидел птичий домик.
Это был ярко-зелёный скворечник с коричневой крышей и окошками, нарисованными белой краской. Было что-то очень знакомое в этой птичьей избушке. И Шурик вспомнил, вспомнил сразу… Вон и жестяной петушок торчит над крышей. Такой домик был на Шуркином рисунке на главной улице пёстрого города.
Удивлённый Шурик оглядел сосны. На разной высоте к тонким золотистым стволам под шатрами густых веток были приколочены маленькие теремки и избушки. Розовые, оранжевые, голубые, с окнами, нарисованными разными красками… Почти все такие, как на Шуркиной картинке. Только вместо дверей на домиках чернели круглые отверстия.
