— Мама! — закричала Мэй. — Киса!
Она вскочила, распахнула дверь и замерла на пороге. За дверью ничего не было. Только оранжевый свет.
— Мэй? — позвал кто-то.
Она не ответила. Не хотелось ничего говорить.
Мир снова потемнел, и девочка оказалась лицом к лицу с Тыквером. Он держал в руках одеяло.
— Как ты? С тобой все в порядке?
— Да, — ответила Мэй, стараясь прогнать воспоминания.
— Я думал, ты заснула.
Девочка забрала у него одеяло.
— Я была дома!
Она снова накинула одеяло на плечи и снова очутилась у себя в спаленке. Потянувшись к окну, Мэй открыла его, но знакомый вид немедленно растворился в оранжевом сиянии. Она опять стянула одеяло и оказалась в пещере.
Тогда-то девочка и заметила маленький ярлычок, пришитый к нижнему краю.
«Одеяло ручной работы. Изготовлено духами Северной фермы», — с благоговением прочитала Мэй вслух.
— Ну и ну, — поразился Тыквер. — Самими духами фермы! Вот повезло-то.
Мэй подняла одеяло и посмотрела на него.
— Северной фермы, — неуверенно повторила она, не зная, радоваться или пугаться.
Правду сказать, ей стало стыдно. Будто ее поймали за какой-то проделкой.
— Зачем бы им слать тебе одеяло?
Мэй снова погладила вышитую надпись. Больше не замерзай. Она задумалась: может, поделиться с Тыквером тайной?
— В Болотных Дебрях я получила письмо от одной дамы. Думаю, она и прислала мне одеяло.
Тыквер обиделся.
— Интересно, почему мне тоже не прислали такое?
Мэй кашлянула.
— Утешительница говорила, что эта дама — на моей стороне. Что я небеззащитна.
Мэй решила не говорить, что ее просили о помощи. Девочке было слишком стыдно. Она понурилась, будто Хозяйка стояла рядом и с упреком смотрела на нее. Самое ужасное — появление одеяла доказывало, что это вполне может оказаться правдой.
Тыквер задумался.
— Надеюсь, она и на моей стороне. Ведь мне всегда хотелось одеяло.
Он жалобно посмотрел на Мэй. Это было настолько по-тыкверски, что девочка не могла сдержать улыбки.
* * *
Несколько минут спустя они снова тронулись в путь. Мэй то и дело опускала руку в рюкзак, чтобы потрогать мягкий бархат и убедиться, что одеяло никуда не исчезло. Рядом с ним девочка всунула письмо и фотографию. Их она тоже часто гладила. Так ей казалось, что далекий дом становится чуточку ближе, и Мэй улыбалась.
Тыквер улетел вперед. Похоже, настроение у него улучшилось. Призрак мурлыкал какую-то песенку: «А после катастрофы мы встретились с тобою, и сразу понял я, что ты моя. Прозрачна и легка, ты пролетела мимо, и я уже не мог забыть тебя».
Песенка явно была о любви. Выходит, что здесь тоже умеют влюбляться? А почему бы и нет? Правда, Усик говорил, что духи не меняются. Значит, и не влюбляются тоже? Мэй было так весело, что она даже не стала просить Тыквера, чтобы он пел потише. Она и не подумала, что их могут услышать.
«Я — к русалкам, ты — к фантому, вот и до свидания…»
Мэй как раз хотела снова погладить одеяло, как вдруг до нее долетел какой-то шум. Девочка остановилась. Сначала звук был еле слышен, потом стал громче. «Клик-клак, клик-клак», — затряслись черепа вокруг. Мэй наклонилась к Тыкверу.
— Мы…
Ха-ха-ха-ха-ха!
По тоннелю эхом пронесся смех. Он был детский — звонкий и радостный. Тыквер сдвинул дрожащие коленки.
— Что это? — прошептал он.
— Я не…
Внезапно Мэй заметила, что на пол пещеры упала ее тень. Она все вытягивалась, все росла. Девочка повернула голову, и в тот же миг мимо пролетела белая вспышка. Лавируя меж стен, она обдала их ветром и скрылась в темноте.
Мэй и Тыквер прижались к стене и, тяжело дыша, глядели в сумрак тоннеля. Прошло несколько минут. Все стихло. Черепа больше не стучали.
— Нужно выбираться отсюда подобру-поздорову, — сказала Мэй.
С этой минуты призрак больше не пел.
Глава восемнадцатая
Роковая ошибка
Мэй с нетерпением выискивала узенькие проходы, которые могли бы вывести их обратно к морю. Ей стало казаться, что, углубившись в Катакомбы, они совершили непростительную ошибку.
Чтобы успокоить нервы и скоротать время, Тыквер то и дело начинал тихонько насвистывать, и девочке постоянно приходилось просить, чтобы он замолчал. На пятый или шестой раз, когда призрак снова обо всем позабыл и начал свистеть, Мэй резко остановилась. Она сурово посмотрела на Тыквера и, не обращая внимания на привычные ледяные укусы, закрыла ему рот. На ощупь его губы напоминали сушеных червяков. Мэй поморщилась.
— Тыквер, — сказала она. — Помолчи, пожалуйста!
Призрак смотрел на нее поверх ладони. С унылыми, недоуменными глазами, с зажатым ртом и со щеками, которые ходили ходуном, как рыбьи жабры, он выглядел так, что со смеху покатишься.
— А фто? — пробубнил он.
Мэй сердито сдвинула брови.
Пфффф.
Лицо Тыквера исчезло в темноте с таким звуком, словно кто-то задул на торте свечки.
— Фонарик! — прошептала Мэй, освобождая рот призрака. — Он погас.
— Может, у меня что-нибудь завалялось? — шепотом предположил Тыквер. — Сейчас посмотрим. Еда, вода, счастливый серебряник…
Ха-ха-ха!
Мэй застыла. За спиной у нее снова послышался звонкий смех. Тыквер застучал зубами.
— Что там…
Хи-хи-хи!
На этот раз смеялись впереди.
Ха-ха-ха-хи-хи-хи-ха-ха-ха!
Голоса сливались в один, перебивали друг друга и звучали повсюду одновременно. Черепа снова затряслись.
Девочка вертелась на месте.
— Мэээээй, — простонал Тыквер, чуть не плача. — Что…
ХА!
Смешок прозвенел у нее над ухом. Девочка развернулась.
— Бежим!
Отшвырнув сумку, она рванулась вперед и налетела на стену. Черепа с грохотом посыпались, пребольно щелкая Мэй по плечам, по рукам, по ногам.
Она отскочила и снова побежала. Позади пыхтел и завывал Тыквер.
— Ищи ход наружу! — крикнула Мэй, но голос ее потонул в шуме и гаме.
Пещеру заполнили сотни радостных голосов. Они смеялись все громче, все веселее.
Мэй то и дело врезалась в стены. Она уже не знала, куда бежит — не исключено, что назад, а это значило, что наружу они выберутся лишь много часов спустя. Девочка почувствовала, что ноги у нее заплетаются. Легкие ходили ходуном, упираясь в ребра, словно раздутый шарик. Она совсем выбилась из сил.
