— Лодки, — прошептала девочка.
К берегу, медленно взмахивая веслами, скользили три длинных челнока. Чем ближе они подплывали, тем сильнее радовался гуль. Он рычал и нетерпеливо прыгал на месте.
В лодках шевелились тени. Мэй потрясла Тыквера за плечи.
— Проснись! — пискнула она.
Носы челноков уткнулись в песок, и на берег начали выпрыгивать темные силуэты. Все они тоже оказались гулями. Один за другим чудища выбрались из лодок, и вот на песчаной полоске столпилась целая сотня гулей, а то и больше. Они рычали и ворчали.
— Бырбыглыррх.
— Хоггубблеблурргггхххх.
Мэй и Тыквер вжались в скалу и застыли.
— О чем они говорят?
— Наверняка о какой-нибудь гадости, — ответил Тыквер, подняв колени так, что из-за них виднелись одни глаза. Голос у него стал глухим и невнятным. — Странно, что они тут оказались. Не к добру это, ох не к добру.
— Думаешь, они замышляют что-то?
Тыквер покрепче обнял колени.
— Я очень надеюсь, что они уберутся прочь.
Но гули и не думали уходить. Вместо этого в следующие несколько часов они разожгли огромный костер, вытащили из лодок ящики с бутылками, открыли их и пустили бутылки по кругу. Гули пустились в пляс вокруг костра, который полыхал синим пламенем. Они буянили все сильнее, рычали все громче.
Некоторые выпадали из общего хоровода, валились на песок и тут же засыпали.
Один гуль особенно отличился. Мэй видела, как он подкрался к ящику, поднял его и отбежал подальше от остальных. Его заметил другой гуль. Не успел первый устроиться на песке с добычей, как второй испустил пронзительный вопль. Вся компания побросала свои занятия и бросилась к ворюге. Его взяли в кольцо. Из середины круга раздался душераздирающий крик. И тут все стихло. Гули, шатаясь, побрели обратно к костру. Вор исчез.
— Где он? — шепнула Мэй. — Куда подевался?
— Наверное, съели, — всхлипнул Тыквер.
Они переглянулись и пересели ближе друг к другу.
В ту ночь путники расположились у самого входа в пещеру. Тыквер стоял на часах. Веки Мэй становились тяжелее и тяжелее, и наконец она заснула. Наутро гули никуда не исчезли. Они разложили по всему берегу полотенца и валялись на них. Одни читали книги, другие потягивали коктейли.
— Им нравится звездный загар, — объяснил Тыквер. — Я слышал, гули очень следят за внешностью. Гоблины, кстати, тоже.
Девочка и призрак сидели в своем лагере у скалы. От нечего делать Мэй протыкала пальцем дырки в песке. Гули загорали весь день. А ночью, около полуночи, к берегу причалили новые лодки.
— Похоже, они к чему-то готовятся, — заметил Тыквер.
В эту ночь гули устроили такое же буйство, как и накануне. Мэй подумала, что призрак прав. А еще — что оставаться тут опасно.
На следующий день, рано утром, девочка проснулась от хруста. Не успела она открыть глаза, как что-то стукнуло ее по лбу.
— Ай!
Она села и посмотрела вверх. Над ней, уцепившись за крошечный выступ, висел Тыквер.
— Достал!
Призрак отломил от скалы блестящий камешек и подлетел к девочке, улыбаясь до ушей.
— Серебряник! — гордо сказал он.
И тут наверху что-то зашуршало и посыпалось. Оба подняли головы.
— Ааа! — Мэй бросилась к Тыкверу и оттолкнула его.
В ту же секунду место, где они только что стояли, завалило камнями.
— Что я наделал! — охнул призрак.
Они поглядели на гулей. Некоторые чудища поднялись и смотрели в их сторону, а несколько тварей зашагали к скалам, нюхая воздух.
— Тыквер! — прошептала Мэй.
Призрак печально взглянул на нее.
— Прости.
Мэй заглянула в пасть пещеры, потом снова посмотрела на берег. Гули приближались.
* * *
Пессимист свернулся калачиком в маленькой каменной нише и смотрел на причудливый пейзаж юго-западного Навсегда. Он еще никогда не терял дороги, а вот теперь заблудился, и это его ужасно расстраивало. Замешательство и смущение быстро превратили его природную меланхолию в настоящее горе. Кот опечалился настолько, что даже не мяукал.
Семь дней указательный палец дамы водил Пессимиста по песчаным берегам реки Стикс. По дороге коту не встретилось ни единой души — живой или мертвой. И хотя запах угрозы остался далеко позади, кот по-прежнему чувствовал себя неуютно, не говоря уже о голоде. Пессимист не ел целую неделю.
Правду сказать, он уже терял надежду.
Свернувшись калачиком в своей пещерке, Пессимист медленно погружался в усталую дрему, как вдруг заметил, что над песком к нему летит какой-то огонек. Он был похож на солнышко или, по крайней мере, на лампочку. Если бы кот знал астрономию, он сравнил бы его с кометой.
Пессимист удивился так, что даже позабыл спрятаться.
Огонек влетел в пещеру и проплыл над ним. Коту показалось, будто его коснулась теплая рука. Она погладила его по спинке, почесала за ушком, скользнула по шейке. Прикосновение было похоже на саму любовь. А ведь кот неплохо в ней разбирался.
Продолжалось это недолго. Огонек приласкал его в последний раз и улетел.
Пессимист встал на усталые лапки и продолжил свой путь.
Глава семнадцатая
В Катакомбах
Мэй вытащила из кармана звездосвет и подняла его, чтобы осветить подземный ход, в который они углубились.
— Аааа!
Как только луч упал на стены, Тыквер завопил и шарахнулся в сторону. На них таращились тысячи, тысячи глаз. Мэй попятилась, водя лучом туда и сюда. И вдруг…
— Тыквер!
Тот был уже на полпути к выходу из пещеры.
— Смотри! Да это просто глазницы.
Мэй очертила рукой широкую дугу, показывая на множество черепов, которые были уложены вдоль стен, словно кирпичи.
— Ух ты! — выдохнула девочка.
Тыквер начал медленно пятиться обратно к ней.
Они стояли в тоннеле, уходящем во мрак. Низкий сводчатый потолок нависал прямо над макушкой призрака, поэтому Тыквер немного сутулился.
— Катакомбы очень древние, — заметил он. — Некоторым из этих черепов тысячи лет.
Мэй удивилась. Должно быть, она недооценивала познания Тыквера.
— Откуда ты знаешь?
— А тут написано.
Он показал на череп, лежавший в середине кладки, прямо перед его носом. На кости чем-то маленьким и острым кто-то нацарапал: «Здесь был Навуходоносор. 4 апреля 103 г.».
Тыквер бодро зашагал вперед.
