— Хотя нет, лучше не надо. Взрослые, они, знаешь… Всегда могут сговориться между собой, а мы в дураках останемся. Лучше мы сами сходим, — наконец, она вспомнила. — Я все-таки тоже уже не ребенок! Со мной-то они поговорят.
— Ну да, — с сомнением отозвалась Мира.
— Не веришь, что ли?!
— Верю! А когда пойдем?
Бемби загорелась:
— Да хоть завтра! Надо же поскорее выяснить, что с вами такое. Если это болезнь какая-то, запускать нельзя… Папа всегда говорил, что это — главное. Знаешь что, иди-ка ты в постель, чтобы завтра была, как новенькая.
— А ты?
— Я постою еще…
Мира ушла так поспешно, что Бемби пожалела, что говорила с ней таким командирским тоном. Сол на это не обижался — попросту не обращал внимания, но эта девочка ведь была совсем не такой… Вдруг ей почудилось, что от нее просто хотят избавиться?
Бемби и впрямь хотелось немного побыть здесь одной и попытаться хоть как-то осмыслить все случившееся. Разве каждый день происходит такое? Разве когда-нибудь происходило? Ей даже стало казаться, что все это неслучайно: эти ребята должны были прийти именно в их двор и попасться ей на глаза. Почему? В этом должен был найтись какой-то смысл, только Бемби сколько ни думала, не могла с уверенностью сказать, что он именно в этом, а не в другом.
Устав от этих непривычных поисков, она тихонько, чтобы никого не разбудить, вернулась в комнату. Но тут же поняла, что никто и не спит. По крайней мере, голос брата она услышала сразу — не с собой же он разговаривал! Бемби на цыпочках подкралась к его комнате, и в этот момент Мира спросила почти шепотом:
— А это кто?
— Это шериф, — в голосе Сола появилась особая значительность.
«Показывает ей свой пластилиновый город, — догадалась Бемби. — Лепит он здорово, ничего не скажешь».
— А кто такой шериф?
— Ты не знаешь? Ну да, откуда…
Он принялся объяснять так обстоятельно, что Бемби только диву давалась. Терпения у брата было не больше, чем ума у таракана. Она хорошо помнила, как однажды Сол взялся растолковать что-то из математики двоюродному брату, который был двумя годами младше, и уже через три минуты на всю квартиру орал, что нельзя же быть таким тупым!
«Она не раздражает его, — признала Бемби. — Его, наверное, то и раззадоривает, что он как будто со старшей разговаривает, а чувствует себя взрослее. И потом… Ей же интересно, это сразу видно. А девчонки из класса только хихикали в день рождения над его пластилиновым городом! Сол поубивать был готов их… Мира не только с виду совсем другая…»
А ночью ей приснилась какая-то девочка, которой Бемби не знала. У нее было улыбчивое, загорелое лицо с очень чистой кожей и сияющие радостью глаза. Она стояла по щиколотку в воде, но Бемби не сразу поняла во сне, что это — море, которого и сама не видела с пяти лет, а Сол вообще никогда.
Вокруг было так красиво, как на самом деле и не бывает, и девочка все время улыбалась. За ее спиной чайки издавали отрывистые смешки. А проснувшись, Бемби обнаружила, что в уголках глаз мокро…
Глава четвертая
о первой и последней любви
Сол громко чирикнул под дверью спальни, которая всегда была родительской, а теперь превратилась в «гостевую», как выразилась Бемби. Если Эви проснулся, то сразу должен угадать, что это не птичка села на подоконник. Правда, иногда ошибались даже одноклассники, а уж они знали Сола тысячу лет! Но Эви не мог спутать. Он ведь не такой, как все. Если он слышал что-то хотя бы раз, он должен был запомнить.
Спросили бы его об Эви: «Какой он?», в двух словах ответить было бы невозможно. Какой? Тихий, но не тихоня. Сол не знал, как объяснить разницу, но сам хорошо ее чувствовал. Ему понравилось, что Эви не корчит из себя взрослого и не стесняется возиться с игрушками, как некоторые его одноклассники. Игрушек у Сола было не слишком много, но, в общем, хватало. Мальчишки не любили ходить к нему домой, потому что им просто необходимо было сразу прилипнуть к компьютеру, а его у Сола не было. Они же не представляли, чем еще можно заниматься… Когда Сол вываливал на ковер гору деталей конструктора и предлагал построить крепость, чтобы потом брать ее штурмом, приятели только с недоумением переглядывались:
— Детский сад какой-то…
Эви так и затрясся от радости, когда он пожаловался на это:
— И мне так же! Точно так же! Играть не с кем, кроме Миры. Все в виртуальном мире.
— В виртуальном? Круто! — со знанием дела отозвался Сол, видевший об этом пару фильмов.
— Ничего интересного! — заспорил Эви. — Это же все не по-настоящему. Этот виртуальный мир — еще большее вранье, чем то, в котором мы жили.
«Зато в нашем — все по-настоящему». — Сол насмешливо осмотрел синяк у него под глазом и опухшие губы. Его все еще временами пугало, что у Эви почти не осталось зубов, но Сол постепенно привыкал и к этому. Какая разница, есть у человека зубы или нет, если с ним так весело, и можно вдоволь наползаться по ковру, расставляя пластмассовые редуты и бастионы!
Сол боялся признаться себе, что все в нем так и возликовало, когда Мира тоже плюхнулась на колени и начала вместе с ними обстреливать крепость крошечными ядрами… Разве бывают такие девчонки? А как она вчера принялась лепить из пластилина каких-то носатых чудиков? И ни разу ведь не сказала, что это — занятие для малолеток…
Поскорее отогнав мысль о ней, Сол опять подумал об Эви. Еще он… Мечтательный! Сол возликовал, обнаружив слово. Эви обо всем, о каждом пустяке рассказывал так, будто это было нечто необыкновенное. Даже об улитке своей говорил, как о родном существе, которое, наверное, скучает по нему и ждет его, Эви, возвращения. Если б это была собака, ничего странного не было бы. Но улитка… У нее же и мозгов-то нет.
«А сердце есть? — впервые задумался Сол. — Скучают же не мозгами… Прямо над ребрами ноет, когда я про папу с мамой думаю. То ничего, а то как заноет-заноет! Вдруг и с улиткой так же бывает? Не может ведь быть, чтоб без сердца… Надо у Бемби спросить, она только что зоологию повторила».
На его чириканье никто не отозвался. Но Сол и мысли не допустил, что Эви не узнал его. «Дрыхнут, — решил он. — Надо им отоспаться хорошенько, а то, правда, серые какие-то… А что, если поживут у нас и немножко помолодеют? Тьфу, черт! Разве они — старые?!»
Сестру Сол нашел на кухне. Усевшись на табурет, он стал скептически наблюдать, как Бемби пытается жарить гренки и без конца ругается свистящим шепотом. От сковороды уже вовсю валил едкий дым, и Сол демонстративно закашлялся.
— Сам попробуй! — огрызнулась сестра, хотя он ничего и не сказал.
Теперь Сол мог проявить великодушие.
