— Дрим, — неуверенно позвала она, — а ты помнишь, каким ты был маленьким?
Он ответил, не отведя взгляда:
— Да таким же, как ты. Только рыжим.
— Таким же уродом?
Голос у него стал резким:
— Ты не уродка! Что еще выдумала? Вон какая у тебя улыбка красивая! Попробуй найди взрослую женщину, которая так улыбалась бы… И ходишь ты красиво! Не то, что остальные девчонки — ногами шаркают. А морщинки пройдут с годами, ты же знаешь… Они у тебя и так почти не заметны.
— Почему мне кажется, что их становится все больше? — пробормотала Мира.
— Ну, это ты выдумываешь! — с легкостью заявил Дрим. — Обычная девчоночья придурь. Все девчонки считают себя уродинами, а попробуй назвать так — в драку кинутся! Тебя Эви не ждет? Может, в шашки сыграем, если читать не хочешь?
— Хочу!
«Он же для меня раздобыл эту книгу!»
Дрим посмотрел на нее с сомнением:
— Хочешь? Ну, садись сюда.
Он махнул рукой в сторону голубого диванчика с изогнутой спинкой, но Мира запротестовала:
— Нет, лучше ты сюда.
Ей нравилось смотреть на Дрима, когда он сидел на этом диване. Тогда особенно легко было представить, что его голова — это солнце, которое плывет по голубому небу. Узкие облачка его улыбок никогда не заслоняли света, потому хотелось, чтобы их было побольше…
Мира уселась в кресло напротив и закинула ногу на ногу, как делал всегда сам Дрим. Кресло было жестким и неудобным, но так ей все равно было лучше. Снизу, на подлокотниках, Мира нащупала кривые бороздки, оставленные ее собственными ногтями, и подумала, что они будут здесь и завтра, никуда не денутся. А вот она уйдет…
— Ладно, — прокряхтел Дрим, устраиваясь. — Почитаем. Если будет интересно, после обеда можем продолжить.
«После обеда я лягу спать, — вспомнила Мира. — И Эви уложу, а то ночью он уснет на ходу. Нет, Дрим… Мы уже сейчас попрощаемся».
— Может, и продолжим, — все же сказала она.
Дрим подмигнул:
— Овраг зовет?
Мира уклончиво улыбнулась. Пусть думает, что она пойдет играть, только бы ничего не заподозрил раньше времени. Дрим уже раскрыл большую блестящую книгу, и по ее острым ребрышкам забегали искры. На этот раз сказка была о лисенке, который слишком много любопытничал и оттого постоянно попадал в смешные переделки. Мира слушала, забывая вовремя вдохнуть.
А потом ей с чего-то подумалось, что хорошо бы послушать историю не про лисенка, а про девочку или про мальчишку, с которыми тоже много всего может наслучаться. Если они, конечно, выберутся за Стену…
И сразу все в ней нетерпеливо задрожало, заторопилось, а ждать еще предстояло много часов. Она подумала, что как-то неправильно прощается с Дримом, нужно поговорить с ним, а не прятаться за книгу. Хотя вот так сидеть и смотреть на него тоже очень даже здорово… Когда теперь это будет?
— Тебе не интересно, — огорченно заметил Дрим, опустив книгу. — По-моему, ты даже ничего не слышишь. Что-то произошло? Тебя обидели?
Мира заспорила, вся подавшись вперед:
— Вот еще — обидели! Дрим, я слушаю! Просто… просто у меня живот болит.
— Ягоду ела? — забеспокоился он.
Она успокоила:
— Не волчью, я ее знаю. Я и Эви научила отличать.
Не глядя на нее, Дрим произнес, будто обращаясь к кому-то третьему:
— Эти дети, как родные.
— Что значит — родные? — удивилась Мира.
У него испуганно расширились глаза. Потом Дрим быстро опустил их, и голос его зазвучал безразлично:
— То есть самые близкие друзья.
На секунду замерев от собственной решимости. Мира все же спросила:
— А мы с тобой? Тоже, как родные?
Теперь он улыбнулся:
— Тоже. Тебе это нравится?
— Еще бы! А кто… Кто еще тебе, как родной?
Дрим медленно закрыл книгу:
— Кто? Прат, наверное. Мы уже столько лет дружим… Может быть, Неда. Как старшая се… — он осекся и поморщился. — Ну, просто, как старшая.
Даже не пытаясь разгадать, что это за «се…». Мира обрадовалась: «А про Руледу он и не вспомнил!» Хотя и держала в голове, что Дрим учил ее любить всех и никому не желать зла…
«Я и не желаю, — попыталась оправдаться она. — Только незачем Руледе быть ему родной!»
— Неда хорошая, — сперва сказала Мира с жаром, а потом вспомнила, что она тоже врала им.
Но Дрим уже согласился и добавил:
— Вы чем-то похожи. Она относится ко мне, как ты к Эви.
Мира с подозрением уточнила:
— Это как?
Светлое облачко улыбки проскользнуло под солнцем:
— Заботливо.
— Что значит — заботливо? — зачем-то спросила Мира, хотя отлично это знала.
Дрим не удивился. Ему часто приходилось объяснять ей разные слова, и ему это даже нравилось.
— Что это значит? Ну, вот помнишь, как в том году у Булки родились щенки?
— Она их все время лизала. — Мира засмеялась от радости, потому что воспоминание было приятным. И было здорово, что оно не затерялось где-то вместе со многими.
— И грела. И кормила. И следила, чтобы никто не обидел. Даже на нас рычала, помнишь?
— Я помню, помню!
— Вот это и называется «заботиться».
Ей вспомнилось и еще кое-что: как больно щемило в груди, когда она смотрела на Булку со щенками. И сказала то, что мучило ее тогда:
— Жалко, что у людей так не бывает… Ну, чтобы рождались и чтобы кто-то заботился. Почему, а?
Откинувшись на спинку дивана, Дрим перевел взгляд на окно и ответил, будто и не к Мире обращаясь:
— Человек — существо высшего порядка. Его производит разум, а не тело. Разве ты забыла, как Булка скулила перед родами? Ей было больно. Человек избавлен от этих страданий. Разве это плохо?
— И так — везде?
У него побелели краешки ногтей — так сильно он сжал книгу:
— Что значит — везде?!
«Только не обманывай больше! — испугалась Мира. — Лучше уж молчи. Молчи».
— То есть… Я не то сказала… Я хотела спросить: всегда? Так было всегда?
— Да, — отрывисто произнес Дрим. — Насколько я знаю, так было всегда.
«А это хоть — правда?» — ее замутило от тех усилий, которых требовал этот простой разговор. Мира уже не знала, во что верить, и от зудящей в голове мысли, что Дрим все лжет, она сама путалась и слабела.
Ей с горечью подумалось: «Я не так хотела с ним проститься… А почему я говорю — проститься? Я же вернусь. Мы оба вернемся. Только посмотрим, что там…»
