— А что болит? — всполошилась Мира.
— Да вот ничего и не болит… А ходить трудно. Почему это? Вчера уже, а сегодня еще труднее. А вдруг завтра я и встать не смогу?
«А вдруг правда?» — отозвалось в ней, но Мира протестующе махнула рукой:
— Ну, вот еще! Наверное, ты, правда, чем-то заболел. Надо вылечиться — и все! А просто так не бывает. Мы ведь растем! Значит, сил становится все больше.
И тут она заметила, что сегодня его глаза стали совсем серыми, как будто они не могли больше позеленеть. Взгляд Эви сделался совсем печальным.
— А откуда ты это знаешь? Они сказали. А вдруг они и про это наврали? Как им теперь верить?
— А… — она чуть не задохнулась. — А если… наврали… что тогда?
Теперь Мира ясно ощутила, что сегодня у нее больше обычного ломит поясницу, и сердце слишком часто сбивается с ритма. Сейчас она уж точно не залезла бы на дерево…
— Не знаю, — проронил Эви. — Я только думаю, что нам надо начинать искать ход прямо сейчас. Что с нами завтра будет, откуда мы знаем?
Уцепившись за податливую ветку ивы, Мира поднялась и подала ему руку:
— Тогда пойдем. Стена большая, пока мы всю обойдем! И дня не хватит.
— Давай начнем с той стороны, что за их домами. Может, они ход к себе поближе сделали?
— Может…
Приподнимая ветви, девочка пошла напрямик через лес, не забывая прислушиваться к шагам Эви, который плелся позади. Чтобы чем-то отвлечь его, Мира быстро говорила, изредка оборачиваясь на ходу:
— Когда я вырасту, я все-все обойду, что там есть. Ведь тогда никто не будет нас здесь держать, правда? Мы же станем такими же, как они. Станем, вот увидишь! Ты что, не веришь? Не все же они нам врут.
— Может, и не все, — подал голос Эви. Он задыхался, и слова получались смазанными.
— Я быстро иду? Давай потише. Знаешь, Дрим называл Неде какие-то места, которые надо посмотреть… Я уже забыла, но можно ведь спросить. Я все-все это посмотрю, когда стану взрослой. А ты? Эви, ты ведь все равно будешь со мной, когда мы вырастем?
Он не ответил, и Мира с тревогой оглянулась. Он стоял, держась за черемуху, которая участливо наклонялась к нему.
— Ты что? — она поразилась тому, что вышел шепот. — Совсем плохо?
— Я не могу… дальше…
Сжав его острый локоток, Мира настойчиво сказала:
— Надо посидеть немножко. Так бывает: вдруг раз — силы кончились! А посидишь, они снова набираются. Из земли, наверное…
Ничего не сказав, Эви послушно уселся на траву и вытянул ноги. Колено, с которого давно соскочил подорожник, поблескивало красным, но ранка уже затянулась. Мира с досадой вспомнила, что Эви упал, когда она тащила его на полянку среди берез, где они любили секретничать. Ей так не терпелось разделить с ним свою тайну…
«У него уже не было сил, а я заставила его чуть ли не бегом… А он тоже… Сказать не мог?» — она виновато погладила его твердое плечо и заметила: «Совсем слабенькое…»
— Сейчас…
— Да сиди сколько угодно! — мужественно решила Мира. — Ход же не закроется. Мы все равно его найдем.
Эви поднял побледневшее личико, морщины на котором сделались еще резче, и спросил тихо:
— Почему они нас тут прячут?
— Они… Не нас прячут! Просто там… Там их взрослый мир, — она с ужасом поняла, что и сама не верит этому.
— Ты говорила, он большой. Скажешь, там детей больше нет? Вот те, что появились между ними и нами… И после нас… Они ведь, наверное, там!
Мира опять перешла на шепот:
— Откуда ты знаешь? Ты этого не знаешь. Почему же тогда мы здесь?
Насмешливо скривив посиневшие от усталости губы, Эви посоветовал:
— А ты у Дрима спроси. Ты же ему так верила!
— Ему как раз и хотелось нам все рассказать! — она вступилась так яростно только потому, что необходимо было убедить еще и себя.
— Что же не рассказал? И не расскажет, вот увидишь. Если бы ты не подслушала, мы вообще ничего не узнали бы.
И вдруг неожиданно с уважением Эви заключил:
— Ты — молодец.
Миру потянуло уткнуться лицом в лопух, потому что на щеках стало слишком горячо. Но тут она заметила коричневую улитку, спрятавшую голову.
— Гляди-ка! Точно, как твоя.
Эви озабоченно нахмурился:
— Придется ее выпустить. А то как она будет, если я уйду? Никто же ей воды не подольет.
— Ну да, мы ведь все уйдем…
— Да если и не все! Думаешь, кто-нибудь про нее вспомнит? Даже если я попрошу, не вспомнят. Пацанов только в столовую от компьютеров дозовешься… Да я ее никому и не показывал, кроме тебя, — признался Эви, пытаясь скрыть улыбку.
Мира улыбнулась в ответ, не зная, что и сказать. «Спасибо», что ли? При чем здесь — «спасибо»? Тут нужно бы сказать что-то совсем другое…
— Я тоже только тебе показала бы, если б у меня была такая, — нашлась она.
И подумала: «Ну, может, еще Дриму… Он разрешил бы ее держать».
Ей показалось, что Эви подумал о том же. А с чего бы тогда он так странно улыбался? Губы у него уже не были синими, теперь они походили на засохшие травинки.
«У меня такие же. — Мире захотелось прикрыть их рукой. — Скорей бы они стали розовыми и мягкими, как у Руледы! И почему она не нравится Дриму? Здорово, что не нравится…»
— Давай, я одна поищу, — предложила она на всякий случай, хотя было заметно, что Эви оживает.
— Нет уж! — запротестовал он и начал подниматься. — Еще сбежишь туда без меня.
От возмущения у Миры перехватило дыхание:
— Да ты что?! Я какая-то предательница по-твоему?
— Нет, Мира! Ты не кричи так… Я же просто сказал. Пошутил.
Сама не понимая, отчего в ней все так задрожало, Мира запальчиво проговорила:
— Никогда так… Только представь! Я без тебя — как? А ты? Смог бы без меня?
От испуга глаза Эви позеленели:
— Я же говорю, что пошутил!
— Ладно, — успокоилась Мира. — Пойдем. Только потихоньку.
Краем глаза она заметила, как мимо метнулась белка, легко прошуршав по сосне. Мира крикнула:
— Смотри, смотри!
Но Эви не успел увидеть ее.
— Какая она была? — вздохнув, спросил он.
— Я только хвост разглядела. Он такой выгнутый был. Ну, знаешь, как лепесток у саранки.
— Вот никогда не вижу. — Эви с досадой пнул выпирающий из земли сосновый корень. — Может, у меня шея не так поворачивается, как у тебя? Ну-ка, поверни! Подожди, теперь я… Ты быстрее.
