Хуже места для важных вопросов я найти не могла. Море билось и хлюпало вокруг стальных опор, а постройки вдоль пирса заслоняли нас от ветра, и мы то оказывались в тихом закутке, где было теплым-тепло, но в ушах звенело, то выходили обратно в ледяной грохот.
— Мужчина! — заорал Крис. — И не папа, — добавил он, когда мы снова оказались в тихом закутке. — Я видел, ты подумала, что это он, так вот не он. Ну и физиономия у него — будто помесь шута с попугаем.
Ветер взвыл, и я плохо расслышала конец фразы.
— С бугаем? — завопила я.
— С попугаем! — заорал в ответ Крис. По-моему, после этого он закричал что-то вроде: «Пиастры! Красотка Полли! Долговязый Джон Сильвер! Я призрак Аделины-Молодчины! Смех без причины — признак дурачины! Бред соседа до обеда!»
Когда кричишь на ветру, всегда кричишь чушь, и я думаю, Крис кричал все это, чтобы заглушить страх. В общем, я совершенно запуталась и решила, будто он пытается сообщить мне, как зовут призрака.
— Сосед? — завопила я. — Джон?!
— Какой еще сосед Джон? — взвыл в ответ Крис.
— Призрака так зовут! Его зовут сосед Джон? — проорала я.
Когда мы снова оказались на островке тишины и разобрались, кто что от кого услышал, то чуть животы себе не надорвали от смеха и решили, что «сосед Джон» — отличное имя для призрака. Так мы его теперь и называем. Я все время представляю себе огромного красного пиратского попугая, только Крис говорил еще и про шута, и когда я об этом вспоминаю, то поправляю картинку и делаю из красного попугая другого, белого, с желтым хохолком — ну, какаду. По-моему, хохолки у них похожи на шутовские колпаки, а призракам положено быть белыми. Но вообразить, чтобы так выглядел человек, я не могу.
Крис рассказывал мне про призрака весь день — в час по чайной ложке, урывками. А кое-чего он мне вообще не рассказал, я уверена, и теперь я ломаю себе голову, почему и чего именно.
Он сказал, что в первую ночь вдруг проснулся от испуга — решил, будто забыл задуть свечу. Но потом он понял, что это светит в окно уличный фонарь. На фоне окна было видно очертание человека, он стоял, ссутулившись, спиной к Крису. Похоже, человек рылся в одном из стеллажей.
— Ну, я его окликнул, — сказал Крис.
— Страшно было? — спросила я. При одной мысли об этом у меня сердце прямо бухало.
— Конечно было, просто сначала я подумал, будто это грабитель, — ответил Крис. — Я сел и вспомнил, как много людей убили, когда они вспугивали грабителя, и решил притвориться, будто сплю с пистолетом под подушкой. Ну и сказал: «Руки вверх и медленно повернитесь». Он развернулся и как вылупится на меня. Вид у него был совершенно потрясенный — по-моему, он вообще не ожидал никого тут застать, — вот мы и таращились друг на друга некоторое время. Тут я уже сообразил, что он не грабитель. Не то выражение лица. Ну, то есть чокнутое, конечно, но не грабительское. Еще я почему-то сразу понял, что он потерял что-то нужное и теперь ищет, поскольку оно должно быть в этой комнате. Тогда я спросил: «Что вы потеряли?» — а он не ответил. Сделал такое лицо, будто сейчас заговорит, но не заговорил.
Крис сказал, он даже тогда не понял, что этот человек — призрак. Сначала он заявил, будто до него это дошло вообще только на следующее утро, когда он сказал мне, что у него призрак в комнате. А потом поправил сам себя: нет, кажется, он это понял, когда человек только собрался повернуться. В комнате было потустороннее ощущение, сказал он. Потом опять стал сам себя поправлять. Наверное, призраки — такая штука, что, когда их видишь, в голове все путается. Крис еще сказал, что начал удивляться сразу, как заметил, что на человеке такой странный темно-зеленый плащ, весь изодранный и в грязи.
Когда Крис дорассказал до этого места, мы уже зашли по пляжу далеко-далеко, мимо всех лодок, сложенных на бетонном откосе, почти до самого Кренберийского утеса. Мы посмотрели снизу вверх на огромный, высокий розоватый утес. Он был даже немного похож на дом — весь зарос плющом. Наверху было видно дыру в плюще и немного нового ограждения. Тут мы оба почему-то стали очень рассудительные.
Крис сказал:
— Некоторые скалы внизу видны даже в прилив. — Да, но была же ночь, — ответила я. — Машину заметили только утром.
Тогда Крису стало интересно, как достали машину. Он решил, ее выволокли вверх по утесу на лебедке. Я сказала, что было бы проще поставить ее на плот и подплыть к бетонной набережной.
— Или отбуксировать ее по песку в отлив, — согласился Крис. — Бедная старенькая машинка.
После этого мы повернули и пошли обратно через город. Я все думала о машине. Я же знала ее как свои пять пальцев. Это была наша семейная машина, пока полгода назад папа не увез на ней во Францию даму по имени Верена Бланд и не позвонил сказать, что не вернется. Интересно, думала я, осталось ли еще пятно на заднем сиденье, где я раздавила коленкой яйцо, когда подралась с Крисом. Может, морская вода выводит пятна от яиц? И тут я опять вспомнила про роман, который оставила в тайничке над радио. Все смыто морской водой. Мне было противно думать, что в машине теперь пахнет морем и ржавчиной. Там всегда пахло по-особенному. Однажды папа случайно сунулся в чужую машину и понял, что она чужая, именно по запаху. Крис никогда не ладил с папой. А я всегда ладила — когда папа не был в очень уж мерзком настроении.
— Когда же ты понял, что это призрак? — спросила я.
— Да наверное, только под конец, — ответил Крис. — Он ничего не сказал, лишь улыбнулся — такой, знаешь, классной, обалденной улыбкой, хитрющей-прехитрющей. А пока я думал, что тут смешного, вдруг смотрю — а сквозь него видно книжки на полках и он вроде бы тает.
«Итак, у нас уже четыре разные версии», — подумала я.
— А тебе не было страшно?
— Да нет, не особенно, — сказал Крис. — Он мне вообще-то понравился.
— Он приходит каждую ночь?
— Да, — кивнул Крис. — Я каждый раз спрашиваю, что ему нужно, а он вроде бы собирается сказать — но не говорит.
Ветрено было и среди домов — кремовых домов, розовых домов, высоких серых домов со скрипевшими на ветру вывесками «Полупансион», — и песок все стелился по мостовой, словно потоки воды.
Утром в городе было шаром покати, но тут мы стали везде натыкаться на разных миссис Ктототам. Первой мы увидели Бениту Уоллинс, она вытряхивала коврик на крыльце очередного «Полупансиона» — пуфф, пуфф.
— Привет, мои дорогие! — прокричала она.
Потом появилась Коринна Уэст — она вышла из-за угла с корзиной для покупок, еще через улицу — Сельма Тидмарш с шарфом на голове, а потом, за следующим углом, Энн Хэвершем с собачкой. И каждый раз: «Здравствуйте, как поживаете? Как здоровье вашей тетушки?»
— Этак тетушка Мария запросто сможет проследить наш маршрут, — заметила я. — Ну или Элейн. Сколько их еще осталось?
— Девять, — ответил Крис. — Она рассказывает про тринадцать миссис Ктототам. Я вчера, пока она болтала, читал книжку и считал про себя.
