А летающий железный дровосек, несший топоры подмышками, получив по птичьему заряду, затрясся всем своим гнусным телом, зашатался в небе, как надравшийся виски техасский фермер, и… потеряв ориентацию, стал падать на косовскую землю…
За холмами раздался тяжкий удар — и в небо взметнулись огонь с дымом, и во все стороны разлетелись части взорвавшегося вместе со смертоносными топорами железного американца.
Вернулась с небес огорченная горлица, спикировав на плечо застывшей, как белая статуя, Росицы Брегович.
И что-то еще, кружась, падало из-под белого облака — легкое и трепетное. Ваня Житный подставил ладонь — и на линии любви, жизни и судьбы опустилось окровавленное серенькое перышко: нет, не Финиста ясна сокола, а жаворонка или соловья.
Потрясенный мальчик стиснул кулак с зажатым в нем пером.
Глава 26
Поезд отправляется
Глухой полночью прибыли в Приштину, но столица Косовского края не спала: колонну встречали, и столько на дорогу выметнулось народу что машины вынуждены были заглушить моторы. Косовские девушки забросали бронетранспортеры полевыми божурами, капли цветов в неверном свете фар алели, ровно пролившаяся кровь. Старухи падали на колени, целуя пыльную, еще не остывшую, горячую от дневного солнца, словно бы живую броню. Мужики смеялись и в воздух палили, крича: дескать, ну, америкосы, так вас и перетак — и казали небу целый лес кукишей. И весь сербский люд говорил одно: мол, теперь можно остаться в Косове — братья пришли, у нас есть союзники, они нас защитят..
Егор Туртыгин, улыбаясь, спрашивал Шишка: похоже на Прагу-то сорок пятого? Домовик, лицо которого за день сморщилось, почернело и стало почти таким же древним, как лицо бабушки Видосавы, кивал: да, дескать, похоже, только… Только, де, тогда был белый день, а нынче — темная ночь, и снаружи, мол, и… внутри. И не смог постень удержаться от злых слез. И Ваня Житный тут завеньгал — и плевать ему было на то, что Росица Брегович его засмеет или полковник удивится: взрослый парень — и слезы проливает… Да и… сама ведь демократка отворотилась и торопливо принялась протирать запотевшие очки.
Лешачонок, который не понял, что сталось с улетевшими в небо птахами, вновь и вновь делал объявления: дескать, пассажирский поезд «Вечерница — Косово поле» прибывает на первый путь — и в звездное небо пялился… Но так и не дождался лесной диспетчер пернатых пассажиров.
В конце концов, колонну выпустили из людских объятий — и «бэтээры» рванули в Слатину. Калики переезжие знали, что цель пути — единственный уцелевший в Косове аэропорт, сладкий кусок для натовцев.
И вот с помощью саперов, которые во тьме как-то умудрились сделать проходы средь минных полей, прибыли в Слатину. Попутно пришлось отстреливаться от наседавших шиптар из OAK, которые никак не ждали русских и думали, что с минуты на минуты натовцы пожалуют… Те и пожаловали… Только маленько опоздали — аэропорт оказался занят.
…Ваня Житный, как и все в колонне, за ночь ни на минуту не сомкнувший глаз, стоял подле уходившей в бесконечность пустой взлетной полосы, освещенной жарким балканским солнцем. Вдруг сзади грузовик развернулся, из кабины Медведь с Шишком высовываются, зовут его: бегом, дескать, в машину, там ведь натовцы явились — да запылились!.. Мальчик живо вскарабкался в кузов — и грузовик, взвизгнув тормозами, рванул к контрольно-пропускному пункту.
Поперек дороги стоял «бэтээр», а за ним маялась колонна десантников-англичан, башня бронетранспортера недвусмысленно была развернута в английскую сторону, а на конце пулеметного ствола сидела синяя птица и поминала воронью мать! На броне, свесив ноги, развалились веселые служивые, а над их головами развивался российский флаг.
Какой-то англо-саксонец, вылупив зенки, интересовался у нашего лейтенантика: мол, откуда вы взялись и что все это значит?!
Тут Шишок, которому не терпелось, выбросился из кабины и на чистом английском — с оксфордским-то выговором — объяснил, что все это значит… Медведь захохотал, а лейтенантик слова домовика подтвердил: дескать, да, дорогие натовцы, опоздали вы на хрен, грызите теперь свои английские локти.
К вечеру прибыл натовский генерал Майкл Джексон — Ваня с Росицей, узнав, как зовут военного, переглянулись и прыснули в кулачки. Попсоименный генерал что-то долго пел нашим военным — но, знать, концерт успеха у зрителей не имел: никто из сладкой Слатины уходить не собирался.
Наоборот — аэропорт разминировали, выставили по периметру охрану, хотя полковник Туртыгин и ворчал, что двести штыков против нескольких тысяч натовских (те уж со всех сторон обложили Слатину) — это ведь всего ничего. Ждали подкрепления с родины, но летное поле пустовало — Болгария с Венгрией не давали нашим самолетам воздушных коридоров… Шишок ругался на чем свет стоит и в бессильной ярости призывал на бывших друзей по соцлагерю — а ныне жалких натовских прихвостней — громы небесные, а также молнии собственноручно от Ильи-пророка, с которым собирался по такому случаю лично договориться…
Тем временем калики перехожие помогали разбирать завалы в полуразрушенном здании аэровокзала. Дневать-ночевать, как и все, устроились в разбомбленном жилом городке, хотя без удобств, и с прорехой в крыше, зато с баней, которую солдатушки, бравы ребятушки, мигом соорудили в одном из отсеков.
А по радио, которое вещало на родном языке, поступали странные известия: дескать, первый замминистра иностранных дел Александр Авдеев заявил, что не знает, кто отдал приказ для ввода российских войск в Косово… Потом: министр иностранных дел России Игорь Иванов в интервью телекомпании CNN сказал, де, что это была ошибка, которая в ближайшее время будет исправлена….
Полковник Туртыгин, который постарался, чтобы подчиненные не услышали вредные новости, только руками разводил да головой качал: как это министры не знают, кто приказ отдавал? Известно кто — Квашнин из генштаба, и правильно, дескать, сделал! Ничего, де, бог даст, все образуется…
Домовик бормотал: вот, мол, крысы тыловые, что ж они там не могут НАТО перед фактом поставить, что ли? Войники, дескать, все, что могли, сделали: такой марш-бросок совершили — пятьсот километров за семь часов прошли! А они…
После парной с дубовым веничком, краснолицые — Шишков берет позавидует — калики сидели за колченогим столом в компании с Медведем да полковником Туртыгиным, глядели в пробитую стену на татуированную луну, уминали сухой паек — другого-то не было — да разговоры разговаривали…
Егор Туртыгин, опустив голову, говорил: я, дескать, из верных источников узнал, что натовцы хотели разбомбить нашу колонну… Ежели бы, дескать, не ваши пташки, не знаю, что бы и было… Как есть — Третья мировая началась бы!
Но Медведь стал вдруг противоречить: а может, и не началась бы — вполне возможно, что верховный-то главнокомандующий и разбомбленную русскую колонну проглотил бы, как многое другое от друга Билла…
Но все были заодно в том, что сидят они тут, живые и невредимые, благодаря жаворонку да соловью.
