Столики в трактире все были заняты. Правда, в углу сидел всего один человек — извинившись, подсели к нему. Березай под стол залез, птахи на солонку с перечницей уселись. Посестрима в плащ-палатку запахнулась, чтобы крылышки случайно не выбились наружу. Стали ждать.
Принесли еду: хлебные колобки, салат в большой миске, жареное мясо плескавицу. И все, кроме лешака, не признающего ничего, что не связано с деревом, принялись уплетать за обе щеки. А музыку на радио сменила сводка новостей:
— Обнаружены свидетельства, в том числе и фотографии, о пребывании Мадлен Олбрайт, нынешнего госсекретаря США, вместе с семьей в сербском местечке Врнячка Баня в качестве беженцев. Здесь в начале Второй мировой семья маленькой Мадлен нашла убежище, скрываясь от гитлеровских палачей, оккупировавших Чехию. На одной из фотографий изображена пухленькая четырехлетняя девочка, стоящая в обнимку с мальчиком того же возраста. Снимки предоставил журналистам Лютко Попич, именно он изображен на снимке. По его словам, он направил письмо госпоже Олбрайт с просьбой остановить воздушные налеты на Югославию, которая в свое время предоставила ей убежище. Однако ответа Попич не получил. Прошлой ночью — после того, как информация попала на телевидение, — Врнячка Баня подверглась бомбардировкам.
Сербский информационный центр в Приштине сообщает, что сорок четыре человека погибли от атаки НАТО на колонну беженцев на дороге между Дьяковицей и Призреном. Президент Сербии Милутинович выступил с заявлением и сказал, что «это не может быть объяснено простой ошибкой: на колонну с беженцами сбросили четыре бомбы». Представитель Пентагона Кеннет Бэйкон сообщил, что главнокомандующий НАТО Уэсли Кларк получил данные о том, что «после того, как по колонне был нанесен удар, вышли сербские военные и напали на мирных албанцев, так что потери среди беженцев должны быть списаны на сербов». Сегодня же были распространены заявления натовских летчиков, которые, по их словам, наносили удары только по военным целям…
Домовик, слушая новости, колобком подавился и раскашлялся: пришлось его по спине стукать, в результате чего хлебный шарик угодил в лоб незнакомцу, сидевшему за их столом. Росица принялась извиняться, а Шишок заорал, шваркнув кулаком по столу:
— Ну, Джон Райн!..
Незнакомец, утираясь, заявил, что вовсе он не Джон Райн, а Далибор Малкович, а что касается налетов — то он вполне товарища понимает…
Калики уставились на сотрапезника: это был довольно пожилой человек в скучной, какой-то школьной рубашке.
Цыганка Гордана тут же цапнула Малковича за руку и, выудив из его нагрудного кармана несколько динаров, принялась гадать, дескать, сейчас всю правду тебе скажу, изумрудный мой: жена, де, твоя умерла двадцать лет назад, звали ее Дубравка, а родом ты из села Неродимле…
Мужчина, попытавшийся вырвать руку, вытаращил глаза: мол, все так и есть… А Гордана, сощурившись, зловеще произнесла: дескать, одиноко Дубравке одной-то в могилке, да и в покинутом селе, не поминаешь, де, женку-то, на кладбище не ходишь, в Неродимле не приезжаешь… Ежели не воротишься в родное село, так, де, мертвая-то сама к тебе скоро нагрянет, до самого Белграда доберется! Покоя тебе не даст — а потому, мол, лучший для тебя выход: вернуться в Неродимле…
Далибор попытался отговориться тем, что он в Белграде уж сколь лет живет, карусели в парке ремонтирует, а сынок их с Дубравкой, Младен, женат, жена малого — во-он она, официантка в «Вопросительном знаке», внуки есть, приходят кататься на каруселях по воскресеньям…
Гордана кивнула: вот, де, и хорошо — все вместе в Неродимле и поезжайте! Чем деткам на воскресных каруселях вертеться, так не лучше ли в церковь сходить, где солнышко над входом, пустой ведь стоит храм в Неродимле, вот бы, дескать, оживить его… Жители в Неродимле появятся — и, глядишь, батюшку пришлют…
— А шиптары?! — шепнул Далибор Малкович. — Долго не проживем мы в Неродимле-то — все на тот свет, к Дубравке, отправимся…
Шишок, до этого одобрительно поглядывавший на цыганку, решил вмешаться: мол, а винтовки с ружьями на что?! Отряды самообороны, де, надо организовать, казачьи заставы… А то, дескать, проморгаете ведь Косово-то, мало того, что вся мировая цивилизация на вас ополчилась, хотят натовцы выжить сербов из сердца Сербии, так тут вы еще могилы в Неродимле побросали…
Березай счел нужным подать голос из-под стола:
— Внимание! Скорый поезд «Белград — Неродимле» отправляется с первого пути, нумерация вагонов начинается с хвоста поезда!
А домовик, намяв как следует лицо, вылепил на нем черты Дубравки и, придвинувшись к Малковичу, замогильным голосом произнес:
— Возвращайся-ка в Неродимле, Далибор!
Мужчина охнул и слабым голосом произнес: дескать, хорошо, он попытается уговорить своих, а нет… так один поедет!
Вдруг деревянный стол зашатался — и… со всеми тарелками-вилками-чашками обрушился на пол: это лешак, решивший по примеру товарищей подкрепиться, подчистую сгрыз одну из ножек…
Малкович с криком «Обещаю!», как скорый поезд, покинул «Вопросительный знак».
— Как думаешь, поедет Далибор Малкович в Неродимле? — спросил Ваня Житный у домовика, когда скандал был замят, и по счету — одним из пунктов которого значился изувеченный стол — уплачено. Шишок плечами пожал, сомневаюсь, де. Ваня кивнул — он тоже не очень-то поверил в возвращение Малковича в Неродимле.
Златыгорка в величавой плащ-палатке и Гордана в отрепье шли впереди, Яна Божич в грязной куртехе, после передряг уже не красной, а бурой, — между ними. Видать, девочка чувствовала себя блестящей дамой: вышагивала, ровно заморская цапля.
А Росица, — снявшая с себя косовский наряд, под которым скрывались джинсы и майка пуп-наружу — глядя на них, сказала: дескать, ночевать, разумеется, к нам пойдем, а к Яниным родным уж завтра отправимся, а то, мол, ребенок на чучело похож — надо, де, искупать хоть девочку, прежде чем предъявлять родственникам! А сейчас давайте к «Доктору Лазу Лазаревичу» съездим, это больница, где тетушка Ефросима работает, тут, дескать, не очень далеко. А то, де, мне прямо не терпится с тетенькой встретиться, не хочу утра дожидаться!..
И Ваня Житный поторопился кивнуть: он решил, что Росицу из виду лучше не выпускать.
На площади стояли автобусы, идущие по странному маршруту — до Ада, во всяком случае, надписи указывали это направление. Росица Брегович сказала, что им покамест на этот остров не нужно — и вскоре на обычном транспорте путники поехали в больницу.
Водитель их высадил, не доехав почему-то до остановки — и калики почуяли неладное; выскочили и увидали: дым поднимается из-за домов, навстречу люди бегут, которые в пижамах и тапочках, которые в белых халатах — но все с безумными глазами… Росица вскрикнула и бросилась вперед, остальные — за ней. Выметнулись из-за поворота: а там дом обугленный, перекрытия обрушились до самой земли, и вонючий хвост дыма окутал бледную луну.
Вдруг из развалин человек выбрался, похожий на полосатого черта: весь в копоти, остатки волос вокруг лысины встали дыбом, в одной руке держит обрывок белого халата, в другой — трубку для прослушивания и кричит:
