Он надел шляпу, придвинул к себе черный телефонный аппарат, набрал номер и приказал по-русски:
— Зайди ко мне!
Дверь отворилась — и вошел Секретарь, на ходу откидывая капюшон и говоря: «Чего изволите?». Оказалось, что на этот раз у него облик… Управляющего.
— Негодяй! — воскликнул начальник, покачивая головой, но видно было, что он не особенно сердится. — Проводи-ка наших гостей… наших незваных гостей, ну хотя бы… хотя бы… до развилки. Можешь провести маленькую экскурсию… по нашему предприятию, я не возражаю.
Секретарь кивнул: дескать, будет исполнено, — и поинтересовался:
— Ас теми что делать? Одна мне в шашки продула, другая напилась, младенец жульничал в карты…
Управляющий усмехнулся, почесал голову под шляпой и сказал:
— Так! Ребенка — обратно в школу, нечего ей по улицам шляться! Да, Афине — строгий выговор, никакой у нее там дисциплины! Проигравшую отправить куда следует — по этапу. А эту, как ее… Горохову — гоните в шею…
Управляющий поднялся и пошел к политической карте, дав понять, что прием окончен, их время вышло, надо и честь знать, — и вновь принялся передвигать по своему усмотрению красные флажки, так что границы пугающе путались, а страны меняли свой облик.
Глава десятая
МЕЛОДИЯ ПОДЗЕМЕЛЬЯ
Когда Сана с Ориной и Секретарем, так и не сменившим внешности, вернулись в приемную, здесь, развалившись на тахте, сидела одна только Тамара Горохова: перед ней на низеньком столике стояли откупоренные бутылки с иностранными этикетками и бокалы с вином; шашечная доска была раскрыта, выиграли черные, у которых оказалось четыре дамки, «съевшие» остатки белых. Географичка размахивала руками, сама себе читая стихи: дескать, я послал тебе черную розу в бокале золотого-де, как небо, аи…
— Вам, мадам, черной розы никто не слал, — укоризненно сказал Секретарь в обличье Управляющего. — Вам, в отличие от вашей подруги, красную розу прислали… Так что — подымайтесь и шагайте с нами, если не хотите остаться здесь… Хоть вы и несколько подшофе…
— Нет, я не подшофе, я могу идти… — тотчас поднялась со своего места географичка. — А где — они? Я заснула, кажется… Юльке — черная роза?!
И опять Сана, Орина и Тамара двигались по ходам и переходам кубической конструкции, но теперь их вел Секретарь, шагавший враскачку, как старпом по палубе. Географичка плелась позади, оборачиваясь на ходу, — точно ждала, что проигравшая Юля Коновалова с беглянкой Каллистой вот-вот их нагонят…
Павлик Краснов поинтересовался у Секретаря: дескать, а вы теперь всегда будете… Управляющим?
Тот, приостановившись и закурив, — блеснула рубиновая звезда на печатке мизинца, — воскликнул:
— А почему бы и нет?! Иногда хочется постоянства… Почему я все время должен меняться — в угоду кому-то?! Эта внешность меня вполне устраивает. Да и чья бы корова мычала… — покосился он на Павлика, который почему-то смутился. — И потом… вы что ж думаете: наш Управляющий всегда так выглядит?! Не смешите меня! Эта внешность — заемная. Сегодня у него настроение такое… с французским душком. В кабинете Управляющего, под ковром — тайная дверца, там витая лесенка, ведущая в просмотровый зал; сидел всю неделю напролет в кинозале и тупо смотрел французские картины. А я крутил их. Поэтому, когда начинается день под знаком быка, он — человек-зверь с набережной туманов, король фальшивомонетчиков, солнце бродяг, и ночь — его царство. Ну, вы понимаете? Ну а в лунный прилив у нас с ним славная компания, а если еще придет прекрасная морячка, Мария из Порта, — так кровь в голову и ударит. Мы двое в городе, и оба — татуированные самозванцы. Путь к вершине — это голгофа. Легче верблюду пройти в игольное ушко и Бандере станцевать канкан, чем старой гвардии утратить великую иллюзию. Трудный возраст, месье! Тяжело отойти от бензоколонки и оторваться от зеркала — и вдруг оказаться на дне. Не тронь добычу потерянных собак без ошейников у стен Малапаги. Ну а в случае несчастья, когда грянет гром небесный, и мы, отверженные, окажемся по ту сторону решетки и получим приговор, из-за облавы на торговцев наркотиками, из-за убийцы и кота, сильные мира сего во главе с президентом и джентльменом из Эпсома возьмут нас на буксир. Каждому, как говорится, свое, когда включен красный свет и черный флаг реет над котелком. Ну а я, вместе с обезьяной зимой, сыграю вам мелодию подземелья.
— Что это за галиматья?! — воскликнул Павлик Краснов, когда Секретарь замолчал.
— Да, и кто из нас теперь подшофе? — поддержала его догнавшая остальных Тамара Горохова.
Но Секретарь уже сменил пластинку: дескать, как видите, я по совместительству не только секретарь, но и киномеханик, а сегодня еще и экскурсовод — един… во многих лицах. Прошу, нам-де туда!
Они свернули в широкий коридор, с замызганными кафельными стенами, с выломанной во многих местах, когда-то белой, а сейчас в рыжих подтеках, плиткой; по стене проходили ржавые трубы с вентилями, а посредине коридора были проложены рельсы. Коридор упирался в широкую посеребренную дверцу с прямоугольным окошком с верху. Над дверцей горели семь табличек радужного спектра с надписями на неизвестных языках, таблички зажигались по порядку: от красного к фиолетовому. И как только вспыхнула фиолетовая, дверца отворилась, и они поочередно шагнули внутрь: оказалось, что за дверью — железная клетка, висящая на стальном тросе, а в пол клетки вделана пара коротеньких рельсов.
И вот клетка понеслась вниз — Тамара Горохова, выпившая лишку аи, вцепилась в короткие ржавые бортики. В клетке горела тусклая лампочка — и промельками освещала круглую внутренность бетонного ствола, по которому они спускались. Иногда из ствола выходили темные поперечные ходы — то прямые, а то наклонные. Орине казалось, что они попали в ствол чудовищного, выгнившего в сердце — вине дерева, с полыми же сучьями.
— Где мы? — спросила географичка, как будто прочитав ее мысли. — Куда мы? Путешествие к центру Земли?..
— Я думаю… мы направляемся — в ад? — назвал неназываемое Сана.
Наклюкавшаяся клико и еще не протрезвевшая Тамара Горохова забормотала:
— Какой еще ад? Я не хочу в ад… И потом — ада не бывает, это все знают…
Секретарь, бросив очередной окурок на железное дно клетки и затоптав его ботинком на микропоре, пожал плечами:
— Каждый генерирует свой ад. Да, мои любезные, у каждого свой ад! Каждый создает его по своему образу и подобию прожитой или проживаемой жизни. Так сказать, из подручного материала. Из ничего и получится ничего. И нечего на зеркало пенять — коли жизнь крива! Вы думаете, что у нас тут грешников поджаривают на сковороде или варят в котлах с кипящей смолой?! Если вы думаете, что у нас все таким вот образом устроено… оно тотчас таким образом и устроится. Никто не станет вас поджаривать или варить — если вы сами того не пожелаете в сердце своем, на донышке сердца своего. А если вы предполагаете, что здесь всего только баня закоптелая с пауками по углам — будет вам баня! Хотите муки Тантала — предоставим мы вам танталовы муки! И всякие другие тоже — у нас широкий спектр услуг. Всё — что душа пожелает и… и стерпит… А душа, дорогие мои, она не ошибается — она желает именно того, что нужно. Душа ведь сама себе мерило… Отмеряет то, что нужно, и сколько нужно… Лишку не переберет!
