— Дресвянников сказал, что карту надо искать, — шепнул он, — а твои пальцы всегда при тебе.
Но Антиох Антонович, подняв указательный палец, воскликнул:
— Оттяпываешь перст — и на границе предъявляешь документ! Вот вам и карта личности!
Орина невольно сжала пальцы в кулаки, но, подумав, решила, что Милиционер шутит.
Афина Ивановна указала налево: дескать, тут у нас спальни девочек, а направо — мальчишеские спальни. Вошли в одну из комнатенок, которая оказалась похожа на больничную палату — столько в ней стояло коек: и больших, и маленьких, самой разной величины. На квадратном столе обычных размеров была устроена кукольная спаленка: в ряд стояли совсем уж шуточные кроватки — для Покати-горошков. Орине хотелось спросить: «Уж не отсюда ли выкатилась та горошина, на которой спала Принцесса-на-горошине и которая так страшно ей мешала…» — но передумала. А директриса-библиотекарь, подняв одну из кроваток на ладони, с азартом говорила, что всю малогабаритную мебель — есть еще столики, стулья и шкафчики, а в классах — парточки — за одну ночь сработала бригада Злобиных, дескать, спасибо им огромное, выполнили такой сложный заказ, и ведь все совсем-совсем как настоящее… Не Злобины — а просто Левши! Училась бы тут блоха — и ту бы подковали!
Афина Ивановна оглядела весь ряд мизерных кроваток и сама себя спросила:
— А где ж спичечный коробок Горохова? Дело в том, — принялась объяснять директриса, — что Горохов, как привык спать в коробке и задвигаться крышкой, так и продолжает поныне… Так прямо на спичках вместо матраса и дрыхнет — тоже мне Рахметов! Ни за что не захотел менять коробку на настоящую кроватку с матрасиком, такой упрямый! Ну ладно, мы это выясним: куда он задвинул свою коробчонку!
Павлик Краснов, поглядев в косое окошко на открывшуюся даль — отсюда виден был кусок пустоши за Курчумом и извив Постолки, — спросил:
— А… как же эти… враги? Не беспокоят?! Не нападают на вашу школу… по ночам-то?
Афина Ивановна нахмурилась и сказала: дескать, существует договор, согласно которому школа и прилегающая территория — а проще сказать, школьный двор — выделены в особую зону, которая находится под защитой, как бы это сказать… высоких сил, стоящих над схваткой. Противоборствующие стороны договорились об этом очень давно, и договор пока что не нарушался.
— Другой вопрос, — продолжала она, — что с наступлением сумерек ребята не могут покидать территорию школы… Это… это не совсем безопасно… Но зато весь день — наш! Мы ходим на экскурсии по родным местам, в турпоходы, обошли все поля, были в селе, изучали деревенский быт… в отсутствие хозяев… Главное — вовремя вернуться! Да и, строго говоря, есть детское время, и все оно в нашем распоряжении… А есть время ночи, когда полагается спать… Еще и потому так опасны побеги, которые совершают некоторые наши подопечные — нарушители дисциплины: ведь, случается, они не успевают вернуться в школу до сумерек…
— А… Пурга что — взята? — обратилась Орина к Милиционеру.
Антиох Антонович отвечал, что все как обычно: днем город наш, по ночам — их!
Но тут зазвенел звонок, и все спустились из жилых помещений в учебные: Афина Ивановна, точно флагманский корабль, рассекала волны учеников, остальные члены экзаменационной комиссии следовали за ней.
Из кабинета биологии, куда привела их директор-библиотекарь, выскочили последние ученики, некоторые, точно муравьи, тащили один портфель впятером, а Покати-горошки зайцами ехали в чужих портфелях. У стены стоял ряд парт обычного размера, за ними, видать, сидели семилетки, рядом тянулся куда более длинный ряд парт, раза в два меньших, чем первые, за ним еще более длинный ряд парт, меньше обычных раза в три, и т. д. И на подоконниках спиной к солнцу стояли совсем крохотные парты-столы — с углублениями для Покати-горошков. Директриса горделиво указала на эти разнокалиберные ряды: дескать, это то, о чем я вам говорила: дело рук бригады социалистического труда. Члены комиссии покивали.
Учительницей биологии оказалась обычная по росту и мордахе первоклассница, правда вместо косичек на затылке девочки торчала дуля, и одета она была по-взрослому: в строгий темно-синий костюм — пиджак (тонкая шейка торчит из воланов кремовой блузки) и прямая юбка ниже колен.
— Как прошел урок, Наталья Ильинична? — осведомилась Афина Ивановна.
Наталья Ильинична страшно покраснела и, время от времени тяжко вздыхая, принялась отвечать:
— Ну… урок прошел хорошо. Три пятерки поставила и две четверки — за законы наследственности Менделя. А Дарвина, представляете, некоторые стали опровергать: выстроились, как на физкультуре, по росту, мол, поглядите-ка на нас… Мол, во внутриутробном развитии человек не проходил все те стадии, которые помещены в учебнике… Ну и что… А Дарвин, может, по-своему на них смотрел… У него свой взгляд на вещи — что ж теперь, из учебника страницы вырывать…
— Кто это страницы вырывал из учебника?! — разгневалась библиотекарь.
— Да нет, — испугалась Наталья Ильинична, — это я в переносном смысле говорю… А страниц никто не вырывал… Я говорю, что ж теперь, Дарвина выкинуть из учебников, что ли?! Столько лет учились по нему, и нате вам!.. А Горохов, Афина Ивановна, опять на урок опоздал, и руку он никогда не поднимает… ну, это простительно — раз у него нет рук, но когда я его к уху подношу, чтоб услышать ответ, ведь он вместо того чтоб урок отвечать, ведь он, знаете что… ведь он…
— Что, что — он?..
— Выражается… — шепнула, багрово покраснев, учительница. — Я до моих лет дожила, а таких слов не слыхала! Откуда он только нахватался — в его-то возрасте!.. Я его в угол поставила, а он со злости закатился под плинтус, пришлось его оттуда веником выметать… Такой неслух, Афина Ивановна! Просто никакого с ним сладу!
Тут учительница послюнила палец, и, задрав подол, принялась смачивать расцарапанную коленку, — и Орина заподозрила, что длинная юбка призвана скрыть дефект, никак не идущий к званию учительницы… Что и подтвердила Афина Ивановна, которая сильно нахмурилась и, наклонив к биологичке свою башню, строго сказала:
— Наталья Ильинична… одерните юбку… Опять вы после уроков в догоняло играли с учениками… Опять упали… Опять все коленки у вас сбиты…
Глаза бедной учительницы наполнились слезами, но директриса-завуч уже кивнула ей:
— Хорошо-хорошо, идите, Наталья Ильинична, и принесите цветы для экзаменов… Помните, где вазы? В кабинете директора, в левом шкафу… Да смотрите не разбейте, у нас больше ваз-то нету…
Когда учительница, радостно закивав, вприпрыжку выбежала из класса, Афина Ивановна, покачав вслед ей головой, объяснила комиссии:
— Дело в том, что Наталья Ильинична у нас первый год преподает, молодой специалист, выращенный, так сказать, своими руками… А где брать кадры? Кадров-то нет… Вот и приходится лепить из того, что есть под рукой… Семилетки — это ведь вполне уже сложившиеся личности, стоят на самом пороге младенчества, того гляди бы перешагнули этот порог и стали отроками и отроковицами… Ну ладно, про это не будем. Это не в нашей компетенции, так ведь, Антиох Антонович?
