Костя выскочил за дверь, забыв попрощаться. Неуклюже прыгая через три ступеньки по винтовой лестнице, он шепотом чертыхался себе под нос.
Оставшись один, Инго все-таки рассмеялся. Тихо и совсем не весело.
Костя поспешил в драконьи покои (собственно, отведены они были старшему Конраду, но никто во дворце и не подумал возражать, когда Костя их занял). Он принялся переодеваться, торопясь как можно скорее занять свой пост у картины.
Мысли у Конрада-младшего путались. Зачем королеве и Инго понадобилась эта игра в испорченный телефон и почему телефоном они выбрали его, Костю?!
Дракончика продрал озноб. А если и Бабушка, и король заметили, как он, Костя, пялится на Марго? А попробуй на нее не пялиться, если она такая красивая… И хорошо еще, если Инго не уловил запаха гари. Ну, раз ничего не сказал, наверно, не сильно пахнет… Костя потянул носом и с ужасом понял, что гарью тянет по-прежнему, а утренний дезодорант давно выветрился.
Произведя смотр баночкам и скляночкам перед папиным зеркалом, дракончик с облегчением обнаружил среди них фигурный флакон с какой-то лавандовой эссенцией — творением радингленских парфюмеров. Все лучше, чем ничего, покорился судьбе Костик и опрыскался терпкой жидкостью. Затем поспешил в галерею, к картине, к насиженному месту — нарочно для него поставленному креслу.
На полдороге Костя налетел на Филина. Выглядел волшебник усталым и постаревшим, и даже легкую сафьяновую папку с какими-то бумагами под мышкой держал так, словно она весила полтонны.
— Здравствуй, Конрад, — тихо сказал Андрей Петрович. — Ты ведь был у ее величества? Как она?
Костя скрипнул зубами и отделался невнятным мычанием. Опять рассказывать про Все Это и позориться? Нет уж, дудки! Костя ощутил, что багровеет не только ушами и щеками, но даже, кажется, затылком, и еще покрывается испариной. У него нестерпимо защекотало в носу. Он зажмурился, чтобы не чихнуть, но все-таки чихнул. Получилось ужасно громко. А главное — из ноздрей вылетела шальная искра и попала прямо в бумаги Филина.
Бумаги занялись мгновенно, точно их облили бензином. Один полыхающий лист спланировал на пол — прямо на ковер.
— Дождик, дождик, веселей, капай, капай, не жалей! — выкрикнул Филин.
Над бумагами в один миг соткалась тучка и пролилась дождем. Филин поспешно затоптал тлеющий лист, подобрал, аккуратно убрал в папку.
Костя съежился, ожидая разноса. Но Андрей Петрович смотрел на него участливо.
— Конрад, позволь задать тебе деликатный вопрос. Тебе папа, часом, ничего не объяснил? — Филин посмотрел Косте в глаза.
— Насчет чего? — насторожился Костя. — Мы… ну… это… не разговариваем почти.
— Да насчет линьки, конечно! — Волшебник в сердцах всплеснул руками. — Ну, Конрад, ну, умник… — Он поспешно добавил: — Я не про тебя. Погоди-погоди, почему не разговариваете?
— Да так… — Костя поспешно перевел разговор на животрепещущее: — А при чем тут линька?
— При том, что тебе линять пора! Первая линька для дракона очень важна, на нее надо залечь вовремя, а иначе будешь маяться. Как раз перед ней у молодых драконов нарушается теплообмен, искры из ноздрей не вовремя сыплются, мысли путаются, слова тоже… — Филин выразительно глянул на Костю. — Да мало ли что… можно и башню крылом сшибить. И папенька твой должен был тебя об этом предупредить! Значит, не предупредил.
Костя в ответ только угукнул.
— Ладно, тогда я тебе все объясню, — сжалился Филин. — Эти дни ты должен провести в драконьем обличье, в человека превращаться — ни-ни. Линять ты уже, как я понимаю, начал. В нормальных условиях, если не спешить, линька занимает у дракона примерно дня четыре. Заберись куда-нибудь, где попрохладнее… лучше всего в пещеру перед входом в Сокровищницу, папенька твой всегда линял там. Провиант обеспечим. Поскучаешь немножко, но ничего, потерпишь.
— А что потом будет? — заинтересовался Костя.
— О, масса интересного! — усмехнулся Филин. — После первой линьки у дракона открывается множество новых способностей. Точно не скажу, я не дракон, — со временем сам увидишь. Да и в человеческом облике тебе тоже станет легче — координация наладится, обмен веществ, то-се. Только не забудь потом отдать старую шкуру гномам, в Радиглене так принято.
— А… а кто же вместо меня будет картину караулить? — забеспокоился Костя. — Днем вас там много, а ночью?!
— Филины-оборотни тоже могут подолгу не спать, если очень захотят. Даже в человеческом обличье, а уж в птичьем тем более, — успокоил его Филин. — Постерегу за тебя, не волнуйся.
Костя смущенно потоптался на месте и спросил:
— Можно прямо сейчас идти?
— Да!
* * *
С урока музыки у строгого консерваторского преподавателя Леонида Марковича принцесса Радингленская вернулась во дворец только к вечеру. Не хотелось ночевать в полном одиночестве в Петербурге — в пустой квартире на Гатчинской разгуливали нежилые шорохи и потихоньку копилась пыль. Добравшись до своих покоев, Лиза наспех поужинала и со вздохом раскрыла сразу несколько книжек по истории. Реферат-то никто не отменял…
Но работа не клеилась, потому что Лизины мысли все время уплывали в сторону. Читать про французскую революцию и казнь королевы Марии-Антуанетты не хотелось — уж слишком мрачно. «Эти Робеспьер и компания хоть и не были никакими магами, а морок навели не хуже мутаборского», — подумала Лиза и захлопнула одну за другой все три книжки. Надо бы показаться на глаза взрослым и спросить, кто сегодня ездил к Бабушке и как она. Надо… но слишком страшно услышать ответ: вдруг Бабушке хуже? И вообще, взрослые, наверно, заняты делом, зачем им мешать… Поерзав, Лиза все-таки встала, рысцой пробежала по Малой галерее и у самой лестницы остановилась.
Ниже на площадке кто-то плакал — горько, безутешно, навзрыд. Так плачут, только когда никто тебя не слышит и никто потом не спросит, почему глаза красные.
Лиза перегнулась через перила и увидела, что в каменной нише окна, уткнувшись носом в шарф, сидит сгорбленная Марго. А ведь Маргарита совсем не из плакс!
Лиза помчалась вниз по ступенькам. Услышав топот, Маргарита подняла голову и сначала замахала было рукой — уходи, мол, — но тут же хлопнула по подоконнику рядом с собой и снова зарыдала.
— Что случилось? Чего ты здесь прячешься? На, возьми! — Лиза вытащила из кармана платок.
Маргарита шумно шмыгнула носом и посмотрела на Лизу поверх прижатого к лицу шарфа — черно-сине-серебристого изделия собственной вязки. Плакала она уже долго — глаза покраснели, ресницы слиплись.
— Я нарочно тут… чтобы никто не нашел, — заплаканным насморочным голосом ответила она. Перевела дух и призналась: — Понимаешь, какое дело — меня Инго замуж позвал…
— Так это здорово! Радоваться надо! — растерялась Лиза. — Что ж ты плачешь?
Марго крепко утерла нос платком и объяснила:
