— Да не сифилитик я.
— Пока. Ты, Сигизмунд, хоть в канале утопись, вольному воля. А к Ярополку без справки не подпущу.
— Наташка, там из вены надо сдавать. Еще заразят чем-нибудь.
— Слушай, а если хипье тут эти шмотки бросило, то в чем оно из твоего дома ушло?
— В одежде.
— Из моего отдал? Транжир.
— Ты-то как поживаешь? — дипломатично спросил Сигизмунд, разливая чай.
Наталья заложила ногу на ногу, покачала разношенным тапком.
— Мне тут ПРЕДЛОЖЕНИЕ СДЕЛАЛИ.
Сигизмунд чуть не выронил чайник.
— Да ну?!
— Рано обрадовался. Я еще не дала согласия.
— Это тот, с «мерсом»? Который тебя по Желябова взад-вперед по ухабам катал?
— ТАМ был не «мерс». ТАМ была «тойота». Нет, другой.
— Ну, и кто он? Чем занимается?
— Все-таки серый ты, Морж. Неромантичный. Ну что это за вопрос — кто, чем занимается? Спросил бы лучше: любит ли он меня, как он относится к Ярополку?
— А что про это спрашивать? И так понятно, если жениться хочет.
Наталья вдруг вспыхнула, даже покраснела.
— По-твоему, меня нельзя любить? По-твоему, любовь мне недоступна? Конечно, ты никогда меня по-настоящему не любил. Ты — эгоцентрист, как все мужики, ты только свою работу любишь. Да только накрылась твоя работа, остался один тараканий бизнес — и тот скисает…
— Погоди, погоди… — Сигизмунд был ошеломлен. — При чем тут «любовь» — «не любовь»?
— Я всегда чувствовала неудовлетворенность, когда жила с тобой. Я испытываю потребность в любви, в тепле. Ты не мог их дать. Ты просто физически не в состоянии кого-либо любить.
— То есть, насколько я понял, этот человек тебя любит? — осторожно спросил Сигизмунд.
Наталья промолчала. По ее молчанию можно было заключить, что да, очень любит. Сигизмунд взял ее за руку.
— Ну так поздравляю! — сказал он.
Наталья искоса поглядела на него.
— Ты что, действительно рад?
— А что мне за тебя не радоваться? Я тебе счастья дать не смог, а ты его заслуживаешь…
Такой ответ, похоже, не удовлетворил ее. Судя по всему, ее куда больше бы устроило, если бы он начал рвать и метать, топать ногами, вопить от ревности… Вешалку еще раз повалить, что ли? Стеллаж опрокинуть? Что бы такое сотворить, чтоб бывшую супружницу порадовать?
— Так все-таки чем он занимается? Кстати, как его зовут? А то неудобно — «он» да «он», прямо как герой-любовник в водевиле… которого тортом по морде…
— Евгений, — процедила Наталья.
— А, Женька!
— Женькой козу кличут.
Сигизмунд сразу поскучнел. Гайтса, стало быть, Женькой звать… Он представил себе вдруг, как Лантхильда выходит на взгорок и кличет: «Женька-Женька-Женька!..» «Бе-е», — отвечает Женька. Или нет, гайтсы отвечают «ме-е…»
А Наталья вдруг уронила высокомерно:
— Евгений — не тебе чета. У него запись на несколько месяцев вперед.
— Какая запись? Компенсация на квартплату?
Наталья поглядела непонимающе.
— Чай остыл, — сказал Сигизмунд. — Давай я тебе кипятку долью.
— Спасибо. — Она глотнула чаю, волшебным образом немного подобрела. Пояснила: — Евгений — выдающийся экстрасенс.
Сигизмунд поперхнулся.
— КТО?
— Экстрасенс.
— Ой, я тоже одну знаю… — обрадовался Сигизмунд возможности поддержать беседу. И поведал историю про вошедшую в штопор Маринку.
Наталья не нашла историю ни смешной, ни занимательной. Евгений работал по другой методике. По совершенно оригинальной. Аналогов в мире нет. Евгений спасает людей. Он живет для людей. В этом смысл его жизни.
— А почем он берет за смысл жизни? — поинтересовался Сигизмунд.
Наталья смерила его уничтожающим взглядом. Сейчас она казалась совершенно чужой и очень далекой. Как будто никогда они не были даже близко знакомы.
— Немного. Только для того, чтобы поддерживать свое физическое тело. Евгению все равно, он может существовать и вне физического тела. Но тогда он не смог бы помогать людям.
Вкратце история Евгения — в изложении Натальи — была такова. В одна тысяча девятьсот втором году экспедиция во главе с поручиком Жихаревым была отправлена Императорским Географическим обществом на Тибет. Там экспедиция безнадежно заплутала и в конце концов оказалась в Шамбале.
Шамбала произвела на российских путешественников неизгладимое впечатление. Первая же встреча потрясла — какая-то прекрасная девушка, на вид лет восемнадцати, обмолвилась о своем истинном возрасте: ей было далеко за двести…
В тридцатые годы поручик Жихарев, зная о страданиях России, добровольно покинул Шамбалу. Остальные его спутники отказались выходить из благословенной земли.
Оказавшись на Родине, Жихарев мгновенно попал в лапы НКВД. Ни пытки, ни промывание мозгов на Жихарева не действовали — ведь он прошел шамбальскую школу. Тем не менее его почти сразу отправили в Воркуту. Рука Шамбалы была простерта над бывшим поручиком — его не расстреляли. В Воркутлаге и сложился первый жихаревский кружок.
Жихарев так и не покинул воркутинский край. Уже в шестидесятые годы он окончательно поселился в одной заброшенной штольне на старом руднике. Русские поселенцы и местные якуты почитали его как шамана, ведуна или бодхисатву. Оборудовали ему штольню под жилье, а кормился он с подношений…
— А Евгений? Евгений-то твой как на него вышел?
С Евгением произошла дивная история, в которой также виден Промысел. Евгений был в ту пору трудным подростком, жил в Воркуте и готов был с юных лет погубить свою жизнь. По счастью, местный участковый — якут или какой иной абориген — глубоко верил в шамана Жихаря. Он-то и отвел трудного подростка не в тюрьму, а в старую штольню. И произошло преображение…
Евгений стал последним учеником Жихарева. Жихарев завещал ему продолжать великое дело, а сам ушел в Шамбалу…
Из Воркуты Евгений перебрался на Урал, где несколько лет подвизался в подземном и тайном языческом храме. Там он получил посвящение в культы Леля и Купавы.
Следующий этап жизни Евгения связан с тайным дацаном где-то в Бурятии, где его посвятили в тайны движения звезд.
Путь Евгения был труден и извилист. Многое приходилось делать в тайне. Черные маги вставали у него на пути, и силы уходили на то, чтобы сокрушить их. Белые маги также не признают Евгения. Вернее, истинные белые маги — те признают. Но вокруг лишь ложные белые маги…
Сигизмунд слушал все это с полчаса. Наталья, всегда такая рассудительная и холодная, повторяла сейчас явно не свои слова. У нее даже выражение лица изменилось. Никогда прежде не замечал Сигизмунд за ней такого. Восторженность в глазах. Разрумянилась. Опоили ее, что ли? Одурманили?
