— Мы ведь с Сигизмундом начинали на Первом Полиграфическом, — эпично начала повествовать Людмила Сергеевна, обращаясь к Светочке с Федором. Те закивали, предвкушая историю. Они, конечно, знали, что Людмила Сергеевна с Сигизмундом начинали на Первом Полиграфическом…
…Ну да, были эти несчастные учения по ГРОБу. По гражданской обороне, то есть. Сперва бегали в противогазе, потом изучали прибор со стрелочками. Гигантский, как мавзолей. Назывался ВПХР, что это означает — Сигизмунд забыл. Потом им объясняли на лекции (кто-то из сотрудников конспектировал, остальные тайно расписывали «пульку») про боевые отравляющие вещества. Они назывались НЕУКРОП: нервно-паралитические, удушающего воздействия, кожно-нарывного, раздражающего, общеядовитые и еще какие-то.
И, наконец, венец всей развлекательной программы. Так сказать, последний акт марлезонского балета. Насытив мозги информацией, провели полевые учения. Весь комбинат не работал — фигней маялся. Во дворе зажгли кучу мусора, раздали серебристые костюмы химзащиты и заставили бегать. Мужики решили так: профорги с парторгами пусть задницу рвут, а нам не с руки. И в дыру через забор ушли пиво пить, как были, в костюмах. Серебристые, будто пришельцы.
Пива взяли без очереди. Попили. Вернулись. А времена были андроповские, лютые. Их-то, конечно, остановить не посмели, потому как при форме были, можно сказать, и при исполнении. А вот слухи полетели тут же. Райком на уши встал — правда, ненадолго. Шум поднялся ужасный. Директор получил нагоняй, кто-то еще получил. А пуще всего вставили начальнику по ГО — за говенную организацию учений.
— Вам шуточки, а мне по месткомовской линии за вас влетело, — завершила свой рассказ Людмила Сергеевна. Она была профоргом отдела.
Рассказ Федора заинтересовал. Он задал Сигизмунду несколько вопросов касательно боевых отравляющих веществ. Поскольку Сигизмунд ответить на эти вопросы не мог, Федор ответил на них сам. И начал объяснять подробнее, растолковывая то одно, то другое. И с примерами. И остановить Федора долго не могли — сидели и, прокисая, слушали всем дружным рабочим коллективом.
* * *
С получки Сигизмунд решил Лантхильду еще раз изумить. И накупил креветок в «Океане». Заодно выяснить — не на морском ли берегу землянка девкина вырыта была.
К креветкам белого сушняка взял. Хорошего. Французского.
Но Лантхильда сама его изумила. Для начала, она не вышла его встречать. Кобель вылетел, облизал, явил все свои собачьи восторги, не пропустив ни одного. А девки — ни слуху ни духу.
— Эй, Лантхильд!.. — позвал Сигизмунд. — Благодетель пришел. Фрутти ди маре в пакете принес.
Тишина.
Недоумевая, по привычке полонясь нехорошими предчувствиями, Сигизмунд двинулся в недра квартиры. Сунулся в «светелку». Пусто. В гостиной тоже никого.
Открыл дверь в свою комнату. И…
С леденящим душу воплем от стены кто-то отскочил. Сигизмунд испугался. Так испугался, что разом ослабел. Аж колени ватными стали.
Хлопнул ладонью по выключателю и ужаснулся. На него глядела жуткая красно-белая харя. Сперва было просто страшно. Спустя мгновение узнал бесноватую девку и перепугался: не в кровище ли она.
Нет. Эта дура была не в крови. Она была в чем-то другом…
— Ты что, совсем двала?! — заорал Сигизмунд. — Ты что, оборзела? Чуть до инфаркта не довела!.. С Вавилой, мудозвоном, блин, так шути!.. Ты, бля… думай, что делаешь, твою мать!..
Лантхильда моргала. Поначалу слушала с хитроватой улыбочкой. Потом на ее размалеванной физиономии появилось недоумение. Явно была разочарована тем, как он принял ее остроумную выходку.
Устав орать, Сигизмунд плюхнулся на диван. Как был, в куртке. И в уличной обуви. Точно больной, медленно выпростался из рукавов. Вяло расшнуровал ботинки.
Лантхильда утекла на кухню. Загремела там посудой. Уронила что-то, косорукая.
Явилась. Кофе принесла. Сахару, как всегда, полчашки. С заискивающей улыбкой подала.
— Ага. Довела до гипертонического криза, теперь кофиђм добить решила…
Однако чашку взял. Отхлебнул — неожиданно полегчало.
— У, двала!.. — пробормотал Сигизмунд.
Девка невозмутимо подобрала его куртку и ботинки, унесла их в коридор. Вернулась. Физия была, конечно, жуткая. Прав боец Федор — талантище у нее.
— Иди-ка сюда, — подозвал ее Сигизмунд. — Наклонись.
Ужасная рожа с готовностью приблизилась. Оскалилась в ухмылке.
— Зу охтис? — вопросила она, довольная.
— Нии, — соврал Сигизмунд. — Я никогда нэй охта.
Потер пальцем девкину щеку. Не стиралось.
— Хво? — спросил Сигизмунд недовольно. — Хвем ты намазалась, кайся.
Лантхильда, явно гордясь своей изобретательностью, предъявила. Господи! Маркер для письма по стеклу. Он же вообще не смывается. Ни при каких обстоятельствах. Что ж теперь, так и жить с этой страхолюдиной?
— Ну, что мне с тобой делать прикажешь? — проговорил Сигизмунд устало.
— Нуу, — отозвалась размалеванная для тропы войны девка. — Таак… Драастис…
И, вынув из кармана, нацепила на нос очки.
Сигизмунд не выдержал — заржал.
— В клоуны тебя, что ли, определить?
— Нуу, — повторила девка.
Вошел кобель с верным мослом в зубах. С грохотом выронил на пол. Улегся, начал мусолить. Этот мосол жил в квартире Сигизмунда уже месяц. Кобель то терял его, то вновь обретал и первозданно радовался.
— Так. Чем же, девка, тебя отмывать? Скипидаром? Нет у меня скипидара… Ацетоном придется.
Добыл в стенном шкафу бутыль с ацетоном, отщипнул кусок ваты. Вернулся в комнату. Наводящая ледяной ужас маска девкиного лица уставилась на него. Сигизмунда передернуло.
— Пошли.
Лантхильда доверчиво пошла за ним. Они отправились в гостиную. Из этой комнаты запахи почему-то не распространяются по квартире. Наоборот, туда все запахи собираются. Аэродинамическое чудо.
Сигизмунд усадил Лантхильду в кресло, сам уселся против нее на стул и принялся оттирать ее ацетоном. Поначалу девка испугалась, унюхав незнакомый запах. И то верно. Ацетон вонял, как весь НЕУКРОП вместе взятый.
— Терпи, дура. Умела пакостить — сумей последствия преодолеть.
Лантхильда и терпела. Кобель сунулся было со своей костью — компанию поддержать — но очень быстро ушел.
Глаза у девки заслезились.
— Закрой ты их, — проворчал Сигизмунд. Кучка мокрой ваты с красными пятнами на столе росла.
В разгар процедуры требовательно взревел телефон. Сигизмунд чертыхнулся. Отложил вату. Погрозил Лантхильде пальцем, чтобы ацетон не трогала.
Звонила Наталья. Она стабильно звонила в день получки. Обычно они договаривались и встречались назавтра. Сигизмунд отстегивал на Ярополка четверть того, что получал. Честно отстегивал. Впрочем, Наталья всегда не верила, что это четверть. Подозревала.
