Черт, учиться ей надо. Мгновенно схватывает — двумя-тремя линиями такие сценки прочерчивает, закачаешься!
Сигизмунд дивился изобретательности девкиного ума. И основательности. Не один час, небось, на размышления потратила. Предложила, кстати, ряд ценных предметов, какие можно было бы с немалой выгодой для себя обменять на козу. Фарфоровую пастушку в кринолине. Торшер позднехрущовских времен с пыльным розовым абажуром, похожим на дамскую шляпу. Вышитую болгарским крестом подушку. Все это очень дорогие и ценные вещи, которые, несомненно, нетрудно будет обменять на козу.
Да, Лантхильд понимает, почему Сигисмундс этого не делал. Потому что некому было ходить за козой. Некому доить. Не будет же махта-харья Сигисмундс козу, в самом деле, доить! А эта двало Наталья, добавила мстительная девка, не хочет ходить за козой. Оттого и нет у Сигисмундса козы. Но сейчас все изменится. Теперь у Сигисмундса есть Лантхильд. Она будет ходить за козой. А Сигисмундс накосит хави, а потом будет весь год милокс пить и Лантхильд благодарить. Вот как хорошо!
— Понял, — сказал Сигизмунд. — Взвесим. Обсудим. Проголосуем.
Девка, разрумянившаяся от пламенной речи, вышла. Через минуту в соседней комнате заорал ого. К ведру подобрался кобель. Жлобясь и оглушительно чавкая, жадно вылакал весь милокс. Вот ведь хундс прожорливый.
…А коза кобеля пожалуй, гонять будет. Всю мебель разворотят.
Да ну, в самом деле. Что он, действительно козу заводить собрался? Может, сразу коня? В гараже его держать. А «единичку» продать к чертовой матери. В офис на коне ездить буду. Через Сенную. Старух пугать.
* * *
Фильм оказался лучше, чем предполагал Сигизмунд. Добротный. Не зря своих «Оскаров» набрал — был понятен даже дремучей девке. Причем без всякого перевода.
Девка грозно поблескивала очками, стискивала кулаки — волновалась. Очень непосредственно реагировала. Бормотала что-то. Дергалась. Сигизмунд не столько на экран смотрел, сколько на Лантхильду — забавлялся.
Спросил на всякий случай, не Вавилу ли она там часом видит. Оказалось — нет, Вавилу не видит. И на том спасибо.
Правда, надолго девку не хватило. Переизбыток информации. Утомилась. Подремывать начала.
Просыпалась и реагировала только на самые грубые шутки. Видимо, на такие, что и федоровскому шурину внятны и смешны.
Досмотреть Сигизмунду не дали. В дверь позвонили. Кого там черт принес?
Черт принес Федора. Федор был запорошен снегом и невыносимо камуфляжен. Благоухал пивом.
— Что у вас с телефоном, Сигизмунд Борисович? Звоню, звоню — все занято…
— спросил Федор с порога. Снял шапку и аккуратно стряхнул ее на площадку. — Порядок. На крючке ребята.
— Какие ребята?
— Ну те, с Обводного. Я же сказал, на абонемент поставим.
— От них, что ли?
— Ну. — И Федор дыхнул. — Провел агитацию и пропаганду с использованием наглядных пособий. Чуете?
Лантхильда тоже вылезла из сигизмундовой комнаты. Строго блеснула очками на Федора.
— Здрассьте, — сказал Федор. И не сдержался — с ухмылочкой покосился на Сигизмунда.
— Драастис, — бойко ответила Лантхильда.
— Так я чего, — снова заговорил Федор, обращаясь к Сигизмунду, но то и дело бросая в девкину сторону быстрые вороватые взгляды. — С телефоном у вас что-то… Трубка не так лежит, что ли?
Наверняка девка опять разговаривала. И положила неправильно.
— Я что? Я тут мимо топал — отзвониться хотел, да занято у вас… Дай, думаю, командира порадую…
— Да ты, Федор, проходи, разувайся…
— Да не, я на минутку… Мне отлить надо, по правде говоря…
Федор наклонился, аккуратно расшнуровал свои непотопляемые говнодавы. В носках направился к туалету.
Сигизмунд сказал девке:
— Лантхильд, свари нам кофе.
Девка, уловив ключевые слова «Лантхильд» и «кофе», направилась в кухню.
Федор вышел из ванной, вопросительно посмотрел на Сигизмунда.
— Что, не забрали еще партнеры?
— Да нет… Теперь уж не заберут, наверное.
— А вы ее депортируйте на историческую родину. Что она здесь-то трется?
— Так надо, — сказал Сигизмунд.
— Ну, коли надо…
— Кофе будешь?
— Кофе? — Федор секунду подумал. — Буду.
Вошел на кухню. Оценил привнесенные девкой новшества. Сделал какие-то выводы, о которых умолчал. Сигизмунд видел, что Федор умолчал. Федор и не скрывал своего умолчания.
— Ну так что там с этими, с абонементниками-то?
— Было так. Прихожу. Сидят. Я говорю: «Помните меня, ребята?» И пиво ставлю. Ребятки на пиво посмотрели, напряглись — вспомнили. Ну, и покатилось… Один в Афгане воевал. Хороший парень. Другой тоже ничего. Первая обработка — послезавтра. Они все приготовят.
— Молодец, — сказал Сигизмунд.
— Стараемся… — скромно отозвался Федор и принял у Лантхильды чашку кофе.
— Надо отвечать не «стараемся», боец Федор, а «служу Советскому Союзу».
— Ну вот еще… — засмущался Федор.
Сигизмунд решил сделать бойцу приятное. Поощрить инициативного работника. Заговорил на тему, близкую федоровскому сердцу. Федору-то, небось, об этом ни с кем, кроме шурина, и не потолковать от сердца, а шурин, поди, все уж знает. Обо всем перетолковано…
— Слышь, Федор, у нас тут с Лантхильдой спор один вышел… Насчет боевых раскрасок…
Федор с сомнением поглядел на Лантхильду. Перевел взгляд на Сигизмунда. Мол, стоит ли бисер метать?.. Однако соблазн был слишком велик. Федор извлек из кармана свой знаменитый карандаш и начал объяснять. В конце концов увлекся, разрисовался под «лесного кота», а затем устрашающе раскрасил и Сигизмунда, отчего тот сделался похожим на полинявшего под кислотными дождями Отелло.
Лантхильда невозмутимо допила свой кофе. Пристально посмотрела — сперва на одного бойца, потом на другого. И вдруг заговорила. Наставительно так, строго. Явно ссылалась на авторитет брозара. Помянулся разок Вавила. Часто мелькало слово «харья».
— Что она харей ругается? — недовольно спросил Федор. — Лицо как лицо.
— Она не ругается. Слово такое.
— А что обозначает?
— Боевую раскраску.
В конце концов Лантхильда вынесла федоровскому искусству приговор. Не одобрила. Знаками показала бойцу, что надо эту срэхву с физиономии смыть и не позориться перед честной девушкой Лантхильд.
Федор, похоже, обиделся. На Сигизмунда поглядел. Сигизмунд, забавляясь, кивнул:
— Делай как велено. Она знает, что говорит. Лантхильд у нас умная…
