Сигизмунд приподнялся на локте. На пороге маячила Лантхильда, с головой закутанная во что-то белое.
Стояла неподвижно и совершенно безмолвно.
— Что, не спится? — спросил ее Сигизмунд.
Она не ответила.
— Ну, что ты? Приснилось что-то страшное?
Фигура не пошевелилась.
Кобель, лежавший в ногах спальника, поднял голову и приветственно застучал хвостом.
У Сигизмунда вдруг сердце екнуло: может, и впрямь что-то стряслось?
Встал, покинул заботливо свитое, нагретое гнездо. Подошел к ней. Она была закутана с головой в пододеяльник. Время от времени нервно вздрагивала.
— Ты чего? — испуганно спросил он.
Кобель уже замер, припав на передние лапы и задрав хвост — наладился играть. Только его не хватало. Сигизмунд молча ухватил пса за ошейник и выставил из комнаты. Закрыл дверь.
За окном бледно светилось розоватое зимнее небо. Господи, сколько времени хоть?
Лантхильда стояла белым призраком. Сигизмунд обошел вокруг. Заглянул в лицо, приподняв край пододеяльника. Глаза девки были крепко зажмурены. Уж не лунатизмом ли она страдает?
Он встряхнул ее за плечи.
— Лантхильд, ты спишь? Лантхильд!..
— Йаа… — прошептала девка.
Так.
— Ты чего? Что с тобой? Иди-ка сюда. А то простудишься. Опять придется рыжего вызывать, он тебя мучить будет…
— Йаа… — невпопад повторила Лантхильда.
Он взял ее за руку и потащил к спальнику. Она сделала несколько шагов, спотыкаясь и путаясь в пододеяльнике. Рука у нее была как ледышка.
— Садись.
Лантхильда плюхнулась, плотнее натянула на себя пододеяльник, закрыв лицо.
Сигизмунд в очередной раз почувствовал себя полным дураком.
Лантхильда сидела очень прямая, будто аршин проглотила. Потом начала трястись. Зубами постукивала.
Сигизмунду это в конце концов надоело. Он набросил на нее свое одеяло, закутал хорошенько. Лантхильда продолжала сидеть, вытянувшись. Сигизмунд мягко понудил ее принять горизонтальное положение. Подсунул ей под голову свою подушку.
Она лежала, все так же закрыв лицо. Нелепое созданье.
Надо бы перекурить.
Сидя на кухне, Сигизмунд пускал дым и думал о том, что могло так сильно напугать Лантхильду. Что-то, что находится в квартире? Или за окном? А может, приснилось? Скорее всего, приснилось. В противном случае кобель, который свято придерживался доктрины «лучше перелаять, чем недогавкать», поднял бы шум.
А коли приснилось… Что-то темное в лантхильдиной жизни не дает ей покоя. То темное, что лежит между ее таежным бытием и нынешним. То, на что пока нет ответа.
Заглянул в «светелку». Там ничего подозрительного не обнаружил. Постель, вещи. Лунница висела в шкафу — специально проверил.
Вернулся в комнату. Там ничего не изменилось. Нет, изменилось. Лантхильда высунула лицо и смотрела на Сигизмунда. В темноте поблескивали ее очень светлые глаза.
Ладно. Не сидеть же рядом с ней всю ночь. Боится спать одна — пусть спит здесь. Он растянулся на спальнике и выдернул из-под Лантхильды край одеяла.
Укрылся, улегся, повернувшись к ней спиной.
Лантхильда сзади звучно всхлипнула.
— Ну, что с тобой?
Она вскочила и, путаясь в дурацком своем пододеяльнике, бросилась бежать из комнаты. Громко хлопнула дверь.
Блин!..
Сигизмунд сорвался со спальника, метнулся следом.
— Лантхильд! Стой!..
В «светелке» было темно. Сигизмунд, не глядя, хлопнул ладонью по выключателю. Вспыхнувшим светом хлестнуло по глазам, как веткой.
Лантхильда лежала на тахте, носом в стенку. Безмолвствовала.
Сигизмунд помялся. Потоптался на месте. Выключил свет. Осторожно присел рядом с тахтой, на полу. Откинул голову назад.
— Хири ут, Сигисмундс, — тихо сказала Лантхильда.
— Никуда я не пойду. В конце концов я тут хозяин. Могу делать, что захочу. Вот буду тут сидеть на полу. Простужусь. Заполучу пневмонию. Околею. Потом смердеть начну. Поняла? Андэстенд? Ферштеен?
Она молчала. Не шевелилась. Лежала, как убитая.
Он перестал говорить. Было очень тихо. Слышно было, как вода в батареях бродит. Потом он разобрал, как Лантхильда всхлипывает.
Человеку страшно, одиноко, а он тут сидит кобенится. Опять до слез довел. А она ведь маленькая совсем, едва ли двадцать ей, а то и восемнадцати, может, нет… Еще от матери не остыла. Защитника ей, друга…
…растлителя несовершеннолетних…
— Слышь, Лантхильд! Я вот что думаю… А пошло все на хрен! Давай поженимся!
Выпалил — и сам растерялся. Не ожидал.
Она не поняла. Никак не отреагировала.
…Остановись, Борисыч! Не поняла же…
…Ну да, да, я неудачник. И семейная жизнь у меня не задалась, и на работе тоже. Ни с кем совладать не смог, ни с бабой, ни с тараканами… Но могу ведь девочке этой обездоленной взять и подарить — Великий Город, белые ночи, Эрмитаж, имперский дух, мороженое «Валио» — уж на это-то денег пока хватает…
— Лантхильд! — настойчивее повторил Сигизмунд. Как это по-таежному будет?.. И выдавил: — Зу… квино, ик им… манна. Манна, вэр йах микила Сигисмундс!
Она шевельнулась.
— Квино, поняла? Жено, жино, жинка, в конце концов! Поняла? А ик — твой манна, поняла? Зу ис миино квино, йа? You will be my квино, yes?
Она повернулась к нему. Глядела в темноте. И ничего не говорила. Когда Сигизмунд уже решил, что она ничего не поняла и собрался было повторить в четвертый раз, она вдруг тихо произнесла:
— Йа…
Он поднялся с пола, пересел на тахту. Лантхильда снова замерла.
Сигизмунд медленно прилег рядом.
— Нэй охтис, Лантхильд.
Совсем рядом было ее лицо. Незнакомое. Чужое. Ничего ведь о человеке не ведомо, ничего!..
Она все так же пристально глядела на него и молчала. Он почувствовал, что она снова начала дрожать.
Он протянул к ней руку. Она скользнула под руку, прижалась. Она была совсем голенькая под пододеяльником.
Лантхильда вдруг провела пальцем по его лицу. Осторожно-осторожно.
Он замер.
Она провела на его лице вторую незримую линию, задевая его губы.
Он поймал губами ее палец и тут же выпустил.
Она перестала дрожать. Сразу расслабилась. Сигизмунд наклонился над ней и нежно поцеловал. Рот у нее был свежий и удивительно сладкий — губы некурящей, непьющей, очень молоденькой девушки.
