— Угу, — отозвался Арнольд.
Вечером в квартире Григоровича раздался телефонный звонок.
— Да! — крикнул в трубку Григорович. — Да! Я вас слушаю.
— Ну-у-у, — донеслось из трубки.
Так в группе появился новый барабанщик. Члены группы были страшно рады тому, что теперь в их коллективе есть хоть один непьющий человек, при этом, действительно, профессиональный музыкант, умеющий играть по нотам. На первой же репетиции Арнольд поразил весь состав «Нарцисса» тем, что записал все барабанные партии на нотной бумаге, промычал что-то и, встав с винтового табурета, удалился.
— Что это с ним? — спросил басист Зайцев.
— Профи, — успокоил разволновавшихся коллег Григорович. — Он, чтобы время не терять, дома все выучит, завтра придет и сыграет с листа. Мы с ним так договорились.
— Ну-ну, — с сомнением в голосе отозвался Зайцев не представляя, как вообще можно о чем-то договориться с Арнольдом. Видимо, это удавалось только Григоровичу, как мастеру художественного слова.
Арнольд запил ровно через неделю. Когда Толик Бирман выдал группе гонорар за три концерта в Ялте и в ресторане барабанщик-профи получил причитающуюся ему пачку купюр, то молча протянул стакан к бутылке, которую Григорович еще только открывал.
Спустя несколько недель кроме привычных «Ну-у-у», «Угу» и «Ага» в лексиконе барабанщика появились такие заковыристые выражения как «Эвона!», «Е-тать», «Ух-ты!» и некоторые другие.
Впрочем, техника игры Арнольда от употребления горячительных напитков никак не страдала. «Мастерство не пропьешь», — говорил по этому поводу Григорович.
Григорович и увидел первым странного длинноволосого парня, сидящего в полупустом ресторане и, в полном одиночестве с видимым отвращением поглощающего традиционную поездную солянку.
Руководитель «Нарцисса», в силу своей наблюдательности, коммуникабельности и общего интереса к процессу жизни уже знал, что этот странный тип тоже из их, вернее, из Бирмановской бригады, что он музыкант, гитарист, певец и что он будет играть в одном с «Нарциссом» концерте.
— Скучает, — заметил Григорович, посмотрел на сидящего рядом с ним Зайцева и показал ему глазами на парня с солянкой.
— Скучает, — согласился Зайцев. — А он, вроде, наш.
— Наш, — подтвердил Григорович.
— Так, может, поможем парню? — спросил Зайцев и глянул на Арнольда.
— Ну-у-у, — утвердительно ответил барабанщик.
Григорович поднял бутылку над головой и покачал ею зазывно, подмигнул парню с солянкой и приветливо осклабился.
Парень с солянкой повел себя странно. Он внимательно посмотрел на Григоровича. На бутылку и вдруг по щекам его потекли слезы. Он оттолкнул металлический судок с солянкой, встал и, покачиваясь в такт колебаниям вагона, вышел из ресторана.
— Эх! — понимающе произнес Арнольд, побарабанил пальцами по столу и печально посмотрел в окно. — Эх, — сказал он еще раз, взял свой стакан и протянул Григоровичу. — Ну-у-у?
— Странный какой-то, — заметил Зайцев. — Не в себе, по-моему. Чего это он заплакал?
— Думаю, клиент в завязке, — отозвался многоопытный Григорович. — Ну, каждому свое.
— Ну-у-у?! — нетерпеливо перебил его Арнольд, продолжая держать в руке пустой стакан.
— Ладно, на концерте посмотрим, что он за музыкант. Вообще-то Бирман левых людей в поездки не берет.
— Поглядим, поглядим, — кивнул Зайцев. — Говорят, рокер крутой.
— А откуда родом? — спросил Григорович.
— Из Питера.
— Хм… Питер всегда славился тем, что там очень сильные идеи, но никто не может их грамотно оформить, — с ученым видом сообщил коллегам Григорович.
— Ну-у-у?!!! — нечеловеческим голосом заревел барабанщик и ударил дном пустого стакана о стол.
* * *
Все второе отделение отведено под Лукашину.
Да и хрен с ней.
Григорович стоял за кулисами и ждал своего выхода. Выход у него будет как всегда — с овациями, шутка сказать — «Нарцисс», первая и лучшая московская рок-группа, известная всей стране благодаря матушке — магнитной ленте, которую эксплоатировать нужно на аппаратуре с исправным лентопротяжным механизмом и при температуре окружающего воздуха 25.0 С и относительной влажности воздуха 65 + — 15 % на аппаратуре ГОСТ 24863 до 1-й группы сложности, мать ее етти, включительно.
Матушка — лента магнитная, сколько она сделала для «Нарцисса». Расползлась, раскаталась по всей стране, от Калининграда до Владивостока и песни «Нарцисса» теперь знают все. Школьники поют на выпускных вечерах, школьницы невинность под них теряют, учителя, запершись в учительских, тихо водку пьют, слезу скупую роняя на стопки тетрадей с сочинениями о героях нашего времени, о павках корчагиных, обломовых и мересьевых.
Колхозники «Нарцисс» не очень любят, только самые продвинутые напевают, умирая от жары за штурвалами комбайнов «Нива» — «Разворот, от ворот поворот, вечный разворот». И хлеба, хлеба до горизонта.
Зато рабочие, студенты, продавцы и дворники «Нарцисс» чтут. А как сторожа его чтут — уму непостижимо. В передаче «Рабочий полдень» каждый день «Нарцисс» гоняют — по заявкам трудящихся.
«В отражение в воде посмотрюсь», — голос Григоровича любому оператору газовой котельной известен, ни с кем его оператор газовой котельной не перепутает. И не только газовой, но и угольной — кинет пару лопат в топку работник угольной котельной под рыдания «Я — шлак!», хлебнет портвейну и, подбодренный, потащит этот самый шлак на улицу. Чтобы не мешал по котельной разгуливать. Тем более, что в котельную друзья приходят, народу много набивается под вечер — шлак здесь совсем ни к чему. Спотыкаться об него друзья будут, падать, не дай Бог, расшибутся. Шлак — он душу тяготит, это вам любой работник угольной котельной скажет.
Григорович был спокоен. Раньше — нервничал, а теперь уже привык. Лукашина — она и есть Лукашина. Энергии в ней, как в ядерном реакторе, а песни-то — советская эстрада. Отомрет скоро. Григорович не ревновал. Он знал, что «Нарцисс» в десять раз круче всех Лукашиных вместе взятых. Не беда, что он в первом отделении.
— Сейчас, что ли, парень твой будет? — спросил Григорович у Бирмана, который стоял за кулисами рядом с лидером «Нарцисса» и большим носовым платком вытирал пот со лба. Что не говори, а в Новороссийске летом жарковато.
— Да, — коротко ответил Бирман.
— Откуда ты его взял-то, Толя? — спросил Григорович.
Бирман только рукой махнул.
— Может он что-то? — не унимался Григорович.
— Да пес его знает, — с досадой в голосе ответил директор преуспевающего предприятия.
— Ну-ну, — усмехнулся лидер «Нарцисса». — Ты его хоть прослушивал?
— Ну так, — неопределенно ответил Бирман. И, вдруг, озлился.
