— От прадеда осталось. Прадед мой старовером был, — застенчиво сказал «синяк», шмыгая носом. — Французское, императора.
— Сколько? — спросила девица в вязаной шапке.
— Девяносто.
Девица присвистнула.
— Ну, шийсят давай!
— Ага. Да зеркало-то почти слепое. В него смотреться все равно что в стену!
Девица фыркнула, и помпоны скрылись в толпе.
Пашка перевел дух.
— Слышь, мужик, — окликнул он продавца. — Давай за сороковник, идет?
«Синяк» оглянулся.
— Зеркало французского императора. Наполеона! — строго повторил он.
— Да ладно заливать!
— Заливать?! Во, смотри сюда. — Разобиженный «синяк» ткнул пальцем в какую-то выпуклую деталь на резьбе, украшающей раму. — Видишь? Буква Н и цифра I, римская. Смекаешь?
— Где ты тут «Н» увидал? Я две палки вижу какие-то… Не пойми что.
— Так… потрескалось дерево-то! — возмутился «синяк». Нижняя губа его затряслась. — Старинная вещь.
— Ага! — Ветлугин растянул на лице обидную ухмылку. Достал из кармана деньги и пошуршал мятыми десятками перед носом продавца. — Вот, тридцатку даю. Бери, пока дают. А то догонят и еще дадут.
«Синяк» глянул на деньги, посмотрел по сторонам — людей вокруг бродило много, но все они равнодушно проходили мимо: испитой продавец с невзрачным «зеркалом императора» был для них не более чем пустое место. «Синяк» глотнул, шевельнув сизым кадыком, и протянул руку:
— Ладно, давай!
— Не украл хоть? — спросил Пашка Ветлугин, выпуская из рук десятки. — Нет?
— Хотел бы красть — украл бы покраше, — проворчал мужик. Выхватил деньги и стремительно ретировался.
Пашка хохотнул, глядя в его удаляющуюся спину.
Итак, день прожит не зря: покупка удалась. Впереди — грандиозная сделка. Сколько получится с нее слупить?
— Свет мой, зеркальце, скажи… За сколько мы тебя Эльдару сдадим?
Торжествуя, Пашка нагнулся, взял в руки свое приобретение — зеркало оказалось тяжелее, чем можно было подумать, глядя со стороны, — и заглянул в мерцающую серебристую глубину. Чешуйки осыпавшейся амальгамы темными крапинками испещряли стекло. Веселое Пашкино лицо в отражении казалось изрытым оспой. Пока Ветлугин разглядывал себя, внутри зеркала что-то шевельнулось.
* * *
— Алло? Эльдар Зиновьевич? Алло! Это Павел. У меня для вас интересный предмет…
— Что именно?
— Зеркало. Кабинетный формат. Франция, конец восемна…
— Да, понял. Очень хорошо. У меня через час самолет в Новосибирск…
«Уезжает? Вот невезуха-то!» Пашка чуть не швырнул трубку об стену.
— На нем вензель Наполеона!
— Я бы с радостью посмотрел, но…
— Ладно, Эльдар Зиновьич! Ради вас придержу.
— Да нет, так уж специально не надо. Но если что…
«Вот же хитрая сволочь — в своем репертуаре: ни да, ни нет. Чтоб тебе…»
— Удачного полета, Эльдар Зиновьич!
— До связи.
В бешенстве Пашка брякнул трубку на базу так, что та слетела с полочки и повисла на тоненьком проводке, едва не оборвав его к чертям.
Да, не повезло. Придется ждать, а значит, и цену хорошую выторговать не получится: товар, который ждет, — плохой товар. Что-что, а торговаться Эльдарчик умеет.
Что ж, жаль. Пашка полистал истрепанную записную книжку, прозвонил еще несколько номеров. Заинтересовался зеркалом только один из его постоянных клиентов: художник Сопрунов. Но он теперь и сам сидел на мели — за предыдущий заказ денежки уже промотал, а за новый еще не получил.
Надо же, как не повезло! Из всех Пашкиных клиентов именно Эльдар Зиновьевич больше всех любил западный антиквариат, а Наполеоном в особенности интересовался, это была его любимая тема. За Наполеона он отвалил бы, не скупясь…
Хотя, конечно, кто его знает — Наполеон или не на поле он?
Пашка усмехнулся и кинул записную книжку в ящик стола. Ладно уж! Чего там париться? Придется подождать с продажей. Зеркало постоит, черт с ним. Не помешает.
Пашка протер зеркало от грязи и водрузил его на тумбочку в прихожей, прислонив к стене и уперев краем в окоем тумбочки.
Зеркало в резной оправе как-то сразу обогатило непрезентабельный вид прихожки: расширило пространство, одновременно сделав его более загадочным.
В тусклом стекле отражался тесноватый коридорчик, ведущий в кухню, — точно такой же, как настоящий, но таинственный, серебристо мерцающий, словно его осыпали сказочной пыльцой с крыльев феи.
И пространство, в которое уводил коридор в зеркале, казалось темнее и глубже настоящего.
* * *
Любой взрослый человек испытывал временами странное наваждение: сосредоточившись на собственных мыслях, проходишь мимо зеркала и вдруг пугаешься, заметив краем глаза какое-то движение рядом.
Потом, конечно, смешно: испугался собственного отражения! Но это случается снова и снова, особенно в полутьме, в серый час «между волком и собакой». Открывая в доме другое измерение и новое пространство, зеркало как будто предоставляет его некой альтернативной жизни.
* * *
Ночью Пашка проснулся в липком поту. Ему показалось, что в комнате слишком душно. Ветлугин встал, открыл форточку и вышел в кухню попить воды. Свет он не зажигал.
Проходя коридором, почувствовал холодное дуновение от входной двери, будто ее сквозняком приоткрыло. Повернул голову… И увидел в зеркале чью-то тень.
Человек стоял прямо, развернув плечи параллельно раме зеркала, тогда как Пашка стоял к ней левым боком.
Но ведь в прихожей никого, кроме Пашки, не было.
Тесный коридорчик просто не мог вместить двоих человек одновременно, они бы касались друг друга. И если в зеркале не Пашка, то кто?..
Ветлугин примерз к тому месту, где стоял. Тысячи крошечных ледяных игл царапали вены, продираясь по резко сузившимся сосудам к сердцу; неутомимый биологический насос, с рождения день ото дня качающий кровь, испытал чудовищную перегрузку и едва не засбоил.
Едва дыша, Пашка отвернулся от зеркала и двинулся вперед шагами заводной механической куклы. Мгновение спустя он ускорился — и обнаружил себя тяжело дышащим на кухне. Рука инстинктивно дернулась к выключателю — но, включив, он тут же вырубил свет, зажмурив глаза.
Он опасался увидеть за своей беззащитной спиной ту же черную фигуру на фоне ночного окна.
Постоял, прислушиваясь, в темноте — сердце прыгало, в ушах колотилась разгоряченная адреналином кровь.
Сосчитав до двадцати, Пашка открыл глаза. И все-таки зажег свет.
