Они засмеялись и ушли вперед, а Наташа отстала.
У нее внезапно закружилась голова. Мягкая, всепоглощающая тишина раскопа давила на уши.
Слишком тихо вокруг.
Было дико идти по следам людей, живших здесь сотни и тысячи лет назад. Как будто само время законсервировалось. Но теперь, постепенно оттаивая, оно выползает на поверхность, испаряется, искажает видимость, словно особый род тумана. Рабочие и археологи сняли верхний слой почвы, как крышку гроба: никто до них не касался того, что хранилось внутри: костей, могил, потерянных прежними людьми вещей. Их духа, их замерших давным-давно голосов.
Но теперь они звучат снова.
— Беги! Наталья, что стоишь?! Беги!
Женщина с темным обветренным лицом, смутно знакомая Наташе, возникла вдруг у поворота. Она кричала и отчаянно размахивала руками.
Кто она? Зачем кричит?
— Беги, дура!!! Комендант город велел пожечь! — надрывалась женщина.
Поджечь город?
Наталья оглянулась и увидела черный дым — взлетая клубами вверх, он лизал стены деревянных домов, темными призраками выступающих из огня. Вдалеке рокотали барабаны, кто-то подавал гортанные, отрывистые команды, и страшно вопили и визжали женщины.
Наталью словно ударило: мама! Отец, младшие братья и сестры! Как она могла забыть?!
Она подхватилась и побежала. И не вперед, конечно, не в крепость, а назад, к мосту, на слободскую улицу, где стоял ее дом.
Но на полпути ее изловили, схватив за руки. Солдаты-иноземцы. Свей.
Один из них, здоровенный бугай, взвалил Наталью на плечо мешком, как свою добычу, и понес в крепость.
Наталья плакала, выдиралась, тыча рукой, показывала на горящий город, но солдаты только хохотали.
— Немтыри, басурмане проклятые! — вне себя от горя вопила Наталья и пыталась отбиваться, но это привело к тому, что солдат, ее тащивший, ударил ее по щеке и, грубо перехватив руки, лишил ее возможности сопротивляться.
Вот она, нежданная погибель. Предупреждали старики, говорили: если война начнется — пожгут иноземцы русскую слободу. Спалят, чтоб самим в осаду не попасть, как прежде в старину бывало.
Так и вышло: отняли у людей скот, на улицы всех повыгоняли, а дома пожгли. Без русского городища в шведской крепости обзор лучше, не приступишься незаметно к замку.
Что теперь делать?
* * *
Очнулась Наталья в какой-то тесной и темной коморе. Деревянная дверка низкая, замок снаружи висит. В щели сквозь старые сучковатые доски проникает совсем малая толика света.
Голова болит нестерпимо. И запах… Тяжелый запах сырой земли вогнал Наталью в дрожь.
Вот и могила мне, подумала.
Неужто здесь погибну? Лучше б с другими на пожаре задохнулась. На миру и смерть красна. А тут — как? Ведь совсем одна осталась…
— Да кто тебе сказал, что одна? — послышался голос из темноты. — Хватит причитать.
Наталья отшатнулась, прижалась спиной к двери. Когда глаза привыкли к полумраку, она, наконец, разглядела, кто с ней говорил.
И едва не заорала от ужаса: уж больно страшен — вроде бы и не человек, а волк.
Оказалось — все-таки человек. Просто волчья шкура на плечи накинута.
— Не бойся, Наталья. Солдаты не скоро теперь придут, они делами заняты — народ на пожаре грабят. А придут — я их повадки знаю — тотчас хмельного напьются, трубки закурят, к нам не скоро полезут.
— Ты откуда меня знаешь? — От страха у Натальи голос дрожал. Пищала, как землеройка в сене.
— Да и ты меня знаешь, — отвечал человек, и, даже не видя лица его, Наталья почувствовала, как он улыбается. — Я ж кузнец. Твой отец вашего жеребца гнедого водил ко мне подковать. Неужели не помнишь? Брата моего свей убили. Не хотел на них работать. Тогда они меня в свою кузню увели. Но я у них надолго не задержусь — сбегу.
— А чего раньше не сбежал, если мог? — спросила Наталья.
— Тебя ждал.
— Дурень, — пробормотала Наталья. — Еще шутки шутит.
Но на душе у нее сделалось куда спокойнее: все-таки не одна в этой земляной могиле. Может, все обойдется? Может, и мать с отцом живы — спаслись как-нибудь от огня? Чудом каким-нибудь.
— Как же отсюда сбежать? — спросила Наталья.
— Здесь ход тайный есть, в наружную стену башни, подо рвом.
— Где?
— Да вон в том углу, дерном прикрыт.
— Что ж они нас закрыли здесь, если тут ход? — удивилась Наталья.
— Ход замкнут, свей думают, что от того замка ключ только у коменданта. А замок батя мой когда-то чинил. Про то-то они забыли. А ключ от хода — вот он, у меня.
Кузнец в темноте протянул руку — трясущимися пальцами Наталья нащупала на его ладони ключ — тяжелый, холодный.
— И давно ты сидишь-то здесь, с ключом? — насмешливо спросила Наталья.
— Да уж не одну седмицу, — отвечал чудной кузнец.
— Да как же?!.. Признайся — шутишь? — не поверила Наталья.
— Ни чуточки. Хотел бы уйти — давно ушел бы. Они меня повесить обещались. Но только неужто ты думаешь, что я от них так просто уйду, не отомстив за братушку? Ну уж нет… Я им спуску не дам — за все ответят. Особенно главный их, сморчок трухлявый.
Голос кузнеца звучал спокойно, насмешливо. Таким же точно голосом он и на вечерних гуляньях разговаривал — вспомнила Наталья. Поддразнивал девиц, молодцов с чужих улиц задирал.
— Как ты этим свеям отомстишь? — спросила Наталья. — Их много, они город сожгли…
— Ты вот подойди-ка ближе. Приглядись. Видишь? Тут деревянная подпорка. На ней матица держится. Я ее подпилил. Сверху над коморой дерн. Если подпорка рухнет — всех, кто внутри, землей засыплет.
Наталья так и ахнула.
— Зачем же ты… душегубец! Что натворил-то, змей?!
Кузнец подскочил и зажал ей рот железной ладонью:
— Не ори. Тише, девка. А ты думала — шутки, чай тебе с сахаром? Я уж многих тут повидал вроде тебя, дурех. Как по мне — лучше смерть, — сказал кузнец.
Наталья отбивалась, пытаясь оторвать от лица его руку.
— Отпущу. Только не голоси. Обещаешь?
Наталья кивнула; кузнец отпустил ее. Голос его снова сделался легким, насмешливым.
— А ты чего испугалась? Думаешь, я нас похоронить собрался?
Наталья подняла голову, стараясь разглядеть в темноте кузнеца. Ей казалось, что она почти различила черты его лица, хотя в коморе светлее не стало Кузнец ухмылялся.
— Не боись. Я все рассчитал. Грохнем свеев, с комендантом поквитаемся… И уйдем — в лаз под крепостным рвом выскочим.
— Я не хочу. Если ключ есть — выпусти меня сейчас. Пожалуйста, выпусти! Прошу.
