— У меня все хорошо, — сглотнув слюну, ответил Амаль. — Как чувствует себя папа, мамы, братья и сестры?
— Замечательно, — порадовал Амаля Трикс.
— А как чувствуют себя верблюды и овцы? — продолжал Амаль.
— Они хорошо пасутся и доятся, — продолжил Трикс. — Твой уважаемый отец рассказал нам, что ты достиг большого уважения в войсках славного Алхазаба и можешь поспособствовать нам в том же…
Кто-то из сидящих у костра воинов нервно хихикнул. Юноша по имени Трикс нахмурился и посмотрел на Шамада. Шамад покрылся каплями пота и посмотрел на хихикнувшего воина. Тот закрыл голову руками и пригнулся.
— Все вы любите славного Амаля, сына достойного Хамуда, — нежным мелодичным голоском сказал второй юноша. — Ведь верно?
— Все мы любим Амаля! — хором ответили сидящие у костра.
— Мы еще зайдем и проверим, — небрежно обронил Трикс. — Вы же все воины славного Алхазаба, верно?
— Верно! — хором взревели воины.
— И вы никогда не обижаете младших?
— Никогда!
— А если только кому-то из вас придет в голову обидеть того из друзей, кто выглядит младше и слабее, кто не может постоять за себя, кто чем-то вас насмешил… незнанием ли воинских приемов, нежными чертами лица или метлой за плечами… — говоря, Трикс стал прохаживаться вокруг костра, заложив руки за спину, — …то чудовищные угрызения совести, немедленно проснувшись в вашей душе, начнут грызть вас изнутри — причиняя ужасную боль в затылке, вызывая тоску и желание раскаяться!
— А! — взвыл один из воинов, хватаясь за голову. — Нет, нет, нет! Я никогда, никогда не обижу своих боевых товарищей! Нет, нет, нет…
— И это правильно! — одобрил Трикс, кивая. — Итак. На чем мы остановились?
— На соблюдении порядка и дисциплины, неустанном поддержании в подразделении товарищеской атмосферы, независимо от срока службы, родовитости и физической силы! — повторно вспотев, воскликнул Шамад.
— Дело говоришь, — кивнул Трикс. — Будешь старшим в данном подразделении.
— Я и так… — начал было Шамад и осекся. — Слушаюсь!
— Теперь вернемся к основному вопросу, — продолжил Трикс. — Мы, неумелые и неопытные воины, желаем послужить великому Алхазабу…
— Слава Алхазабу, Прозрачному Богу! — внезапно рявкнули хором солдаты. Трикс запнулся, но продолжил:
— И мы так сильно рвемся ему послужить, что у нас просто сил нет терпеть долгие годы обучения. Хочется поскорее стать достойнейшими из достойных. Как это сделать? Мнения есть?
Наступила тишина. Воины сидели вокруг костра, почесывали царапины и разминали ушибы, вздыхали и морщили лоб, но никто не проронил ни слова. Сильнее всех морщил лоб Шамад, даже стало слышно, как скрипят от натуги могучие кости его черепа, но и он ничего не мог сказать.
— Дозволено ли будет мне высказать одну глупую идею? — робко спросил Амаль.
— Конечно! — оживился Трикс.
— Завтра днем, по повелению могучего Алхазаба, состоятся традиционные ежемесячные бои между желающими того воинами. Победитель будет принят в число Фаворитов, Стерегущих Бога.
— Куда-куда принят? — не понял Трикс.
— Ну, раньше их называли Гвардией Публичного Устрашения, а потом Кругом Гарантированной Бдительности. Это личная охрана Прозрачного Бога.
— Хорошая традиция! — обрадовался Трикс.
— Поскольку Прозрачный Бог — самый сильный в мире волшебник, то он не нуждается в магической защите, — осторожно добавил Амаль. — И на состязании Алхазаб лично следит за тем, чтобы бои шли без всякой магии.
Трикс кивнул. Потом уточнил:
— А каким оружием можно биться?
— Любым, — ответил Амаль.
— И это тоже — хорошая традиция! — улыбнулся Трикс.
* * *
…Когда большая армия стоит на привале в пустыне, то в полдень мало кто высовывается из шатров. Уныло бродят патрули, закутанные с ног до головы в белые одежды (только глупые северяне на жаре пытаются раздеться, жители юга знают, что одежда защищает не только от холода, но и от жары). Бредут по своим делам посыльные (именно в самое пекло каждому командиру приходит в голову мысль: а не спросить ли у другого командира, как тому нынешняя жара?). Поят верблюдов и коней молодые воины (которых только и отряжают на такую каторжную работу).
Но в этот день лагерь Алхазаба наслаждался прохладой. Рано утром Прозрачный Бог вышел из своего шатра, потянулся, посмотрел на небо и сообщил, что сейчас появятся облака. Минут через пять откуда-то со стороны моря примчались тучи. Неведомая сила подхватила облака над горячими волнами, сбила в кучу и с дикой скоростью дотащила до пустыни. Если бы облака могли думать и говорить, они бы искренне возмутились тому, что им суждено бесследно растаять над пустыней, повинуясь воле могучего мага, а не прожить свою короткую облачную жизнь в привычной обстановке.
К счастью, облака — это всего лишь мельчайшие капли воды и льда в воздухе, поэтому они не могли ни думать, ни говорить, ни возмущаться поведением Прозрачного Бога. Они могли лишь прилететь и зависнуть над оазисом Джем-был, медленно испаряясь под лучами солнца и защищая воинов Алхазаба от зноя.
Не то чтобы Алхазаб считал необходимым обеспечить прохладу тем воинам, которые будут соревноваться за право его охранять. Если кто-то из них не выдержит зноя и упадет замертво — то он сам виноват. Но будучи человеком хоть и простым, но неглупым, Алхазаб прекрасно понимал, что сотня-другая зрителей, погибших на массовом мероприятии, никак не способствует укреплению авторитета вождя. А вот вовремя призванные или разогнанные облака — наоборот.
Поэтому над оазисом Джем-был скопились совершенно немыслимые в пустыне тучи, а собравшиеся поглядеть на потеху зрители наслаждались прохладой — или зябко кутались в бурнусы, в зависимости от того, из какой части пустыни они явились на службу Прозрачному Богу. На арену, которой служило дно высохшего озерца, тем временем собирались бойцы.
Первым был воин по прозвищу Тарантул. Молодой, хрупкий на вид, он с детства закалял себя укусами ядовитых пауков, в результате чего приобрел потрясающую гибкость, стойкость к ядам и полную нечувствительность к боли. Одет он был в кожаную броню синих и красных цветов. Сражаться предпочитал двумя длинными веревками, на концах которых были закреплены тяжелые шипастые шары.
Вторым вышел мрачный крепкий горец, которого все звали Прыгучий Мыш. Говорили, что свое мастерство он отточил, наблюдая за тушканчиками (из чьих бархатистых шкурок и было сшито его черное одеяние). Больше всего он любил рукопашный бой, но также замечательно кидался камнями и стрелял из пращи.
Третий воин, по слухам, был бывшим рыцарем из королевства, сошедшим с ума от жары и навсегда оставшимся в пустыне. Он так и ходил в железной броне, которую снимал крайне редко — только если его верблюд не выдерживал запаха и начинал брыкаться. Но уж свой шлем Железноголовый, как его называли, не снимал никогда.
