— Вот видишь — если обман раскрылся, то всем плохо. Ты переживаешь, что был дураком. Я переживаю, что я жадный обманщик. Все обижаются и грустят! А если обман не раскрылся, если ты доволен покупкой, а я деньгами — все довольны!
— Так неправильно, — сказал Трикс. — Получается, что обманывать — это хорошо!
— Иногда да, — усмехнулся Карим. — Вот я утащил у отца монетку и купил сладостей. Допустим! Если отец не заметил — все довольны. Если отец заметил — он расстроился, я три дня хожу и сесть не могу, соседи смеются — купца Васаба родной сын обманул!
— У нас все по-другому, — сказал Трикс, но поневоле задумался.
Рынок рабов ему уже наскучил. Здесь все оказалось вовсе не так ужасно, как он подозревал, но почему-то все равно было неприятно. К тому же и торговли особой не велось — все приценивались, спорили, обсуждали достоинства и недостатки товара, но вовсе не спешили расставаться с деньгами. В общем, все было как на обычном самаршанском базаре, где о цене на пару помидоров могут спорить целый час.
Только в самом дальнем углу рынка собралась небольшая толпа, горячо что-то обсуждающая. Трикс приблизился и неожиданно с содроганием услышал:
— Молодой раб из северного королевства! В хорошем состоянии, не битый. Светлая кожа. Эксклюзивная желтая окраска волос! Пробег небольшой, всю дорогу везли в телеге. Таможенные подати уплачены.
— Вот знал я, что не надо сюда ходить… — печально сказал Карим.
Трикс стал проталкиваться сквозь толпу. На него поглядывали с любопытством, но, видимо, уверенное поведение доказывало самаршанцам, что перед ними не раб.
А продавец, чем-то напоминающий Васаба купец, размахивая руками, вовсю рекламировал свой товар:
— Пригоден для работы в поле, дома, в лавке. Умеет читать, писать и считать. Сражается мечом…
Увидев Трикса, он замолчал и вроде бы даже слегка смутился. Но через мгновение воспрял духом и радостно продолжил:
— Согласно древнему гуманному обычаю нашего народа, соплеменник обладает преимущественным правом покупки раба!
И сдвинувшись в сторону, вытащил из-за своей спины и выставил вперед раба.
— Иен? — воскликнул Трикс.
Тощий рыжий парнишка со здоровым фингалом под правым глазом поднял голову и часто заморгал. Потом недоверчиво спросил:
— Трикс?
Торговец воздел руки к потолку:
— О чудо! О радость! Братья встретились на чужбине! Один — впавший в беды и лишения, испытавший позор рабства и невзгоды чужой земли! Другой — свободный и богатый, праздным гостем посетивший наш великолепный Самаршан! Какая удивительная сцена, достойная поэта! Встреча через годы! Спасет ли брат брата?
— Да мы не… — начал было Трикс, но торговца несло. Размахивая руками, он хватал окружающих за плечи, будто это чем-то подтверждало его слова, и говорил, говорил, говорил…
— Рожденные в семье богатого северного купца от двух его любимых жен, с детства они играли и дружили. Но в поисках приключений один мальчик отправился в оруженосцы, второй же, помогая отцу, стал юным купцом и приехал в Самаршан. И что же он видит? Своего давно потерянного брата, взятого в плен на границе!
На глазах самаршанцев выступили слезы. Кто-то, расчувствовавшись, высморкался.
Трикс вдруг с ужасом почувствовал, как в голове его начинают тесниться какие-то безумные образы. Отец его — не настоящий, со-герцог Рат Солье, а толстый бородатый купец… Маленький рыжий мальчик с лицом Иена — они сидят у камина и играют фигурками рыцарей… Вот Иен уже постарше, и он ночью убегает из дома, разбудив Трикса и шепотом поведав, что хочет стать рыцарем… Вот сам Трикс помогает отцу торговать в лавке…
Губы Трикса шевельнулись и он против воли закричал:
— Иен! Родной братик! Узнаешь брата Трикса?
Он кинулся к Иену и заключил его в объятия.
— Узнаю! Узнаю брата Трикса! — завопил Иен, крепко обнимая Трикса.
Но тут Трикс заглянул в его глаза, ставшие совсем дурными. И до него дошло!
Купец, сам того не понимая, был колдуном. И сейчас, убеждая окружающих в своей фантазии, он начинал менять реальность! Еще чуть-чуть — и Трикс перестанет быть волшебником и сыном герцога, а станет сыном купца… ему даже вспомнился караван, который он привел в Дахриан… восемь верблюдов, второй охромел в пути, надо продать и купить нового…
— Я не сын купца! — рявкнул Трикс, отпихивая Иена. — И он не брат мне, а друг!
— Не сын купца? — удивился работорговец. — Кто же?
— Я маг! — воскликнул Трикс. Ах, как ему сейчас не хватало волшебного посоха, чтобы легко и без затей убедить всех в своей природе. — Я маг — и повинуясь мне, трепещет сама природа! Я повергаю в пучины моря витамантов! Я дружен с драконами!
— Хм, — кивнул работорговец. — Допустим. Полагаю, великий маг не беднее сына купца… и выкупит своего бра… друга?
Морок, туманящий голову Трикса, отступил.
— Разумеется, я не оставлю его в неволе, — гордо сказал Трикс. — Что ты хочешь за его свободу?
Работорговец облизнул губы:
— Триста динаров!
— Что? — остолбенел Трикс. Огляделся. Самаршанцы одобрительно кивали. — Цена… цена невольника двадцать динаров! Или двадцать пять! Ну… тридцать.
— У нас особый случай, — улыбнулся самаршанец.
— Какой еще особый? Ты… ты же сам умилялся, что мы встретились!
— Конечно, умилялся! — воскликнул работорговец. — Это как раз и есть особый случай, который резко повышает цену!
Он снова воззвал к окружающим:
— Скажите, что дороже — безымянный раб или соотечественник? А за кого отдашь больше — за простого соотечественника или за друга?
Все закивали.
— То есть будь он моим братом… — понял Трикс.
— Я бы попросил не меньше четырех сотен, — подтвердил самаршанец.
— Зря вы друг друга узнали, — вздохнул Карим.
— У меня нет столько денег, — растерянно сказал Трикс. Полез в карман, достал маленький кошелек. Открыл. — Пять… десять… у меня тринадцать королевских талеров. Это двадцать шесть динаров, так?
Работорговец пожал плечами.
— Ну ведь ты бы продал его за эти деньги! — возмутился Трикс. — Почему же просишь с меня больше?
— Никто не скажет, что я не ценю дружбу! — гордо ответил работорговец.
— А если я начну колдовать и поразю… поражу… — Трикс на миг задумался. — Да, именно поражу! Поражу тебя ужасным заклинанием?
— В центре Дахриана? В окружении сотни честных граждан? — Работорговец искренне удивился. — Считай, что я уже поражен — твоей наивностью и безрассудством.
— Небось будь на моем месте Прозрачный Бог — ты бы отдал раба даром! — воскликнул Трикс.
