Клов выслушал ее с улыбкой. Когда она замолчала, он спросил:
— А что ты любишь? Я хочу это знать.
— Ты хочешь, чтобы я перечислила?
— Да.
— Хорошо. Я люблю, чтобы лето и дождь… теплый и сильный и прямо в лицо, и пахнет свежестью… Вообще люблю запахи, принюхиваюсь… Люблю, когда мужчина пахнет табаком и парфюмом… Люблю, когда снежинки на ресницы, когда звезды на небе, а еще люблю, чтобы шумно, весело, чтобы все рядом, кого любишь… Вспомнила — целоваться люблю! И чтоб дух захватывало, и ни одной мысли в голове!.. Авантюры люблю всякие… Люблю, когда моя бабушка вяжет мне до сих пор варежки, как будто я маленькая еще и замерзну именно без ее варежек… Люблю, когда море, и чтобы ночь… Свечи люблю… Плевать, что соседи затопили, и проводку замкнуло, и света поэтому нет, зато у нас — ужин при свечах, и нам весело! Люблю свой город… Люблю жизнь…
Клов обнял Анну и осторожно притянул ее к себе. Их губы соприкоснулись.
— Странно, — сказал Клов.
— Что? — не поняла Анна.
— Знаешь, у меня такое ощущение, будто все это уже было. Будто мы с тобой сидели вот так и разговаривали. Я даже знаю, что ты сделаешь дальше.
— И что же?
— Не скажу, иначе не сделаешь.
Анна тихо засмеялась.
— Значит, ты все это уже пережил, а я еще нет, — весело сказала она.
— Как это?
— Ты все это вспоминаешь. Для тебя это все уже случилось.
— А для тебя?
Анна не ответила. Склонившись над Кловом, она снова мягко поцеловала его в губы, потом выпрямилась и пригладила рукой его волосы. Посмотрев на ее красивое, мягко освещенное лицо, Клов сказал:
— Мастера дзен говорят, что в нашем мире нет ничего реального.
— Правда?
— Да.
Анна снова провела ладонью по его волосам.
— Это ерунда.
— Почему?
— Я точно знаю, что в мире есть одна вещь, реальнее которой нет ничего.
— И что же это?
Анна улыбнулась и сказала:
— Любовь.
Клов хотел привстать, чтобы поцеловать ее, но вдруг что-то ярко вспыхнуло у него перед глазами, и левую часть его лица пронзила острая, обжигающая боль. Он почувствовал, как на шею закапала кровь и как половина зубов у него во рту превратилась в горячую, расплавленную массу.
2
Капитан открыл глаза.
— А, очнулся, — произнес басовитый, хрипловатый голос. — Долго же ты провалялся без сознания, мозгоправ. Мы уже подумали, что ты никогда не придешь в себя.
Клов поднял руку и коснулся пальцами обожженной щеки.
— Мы залили твои раны синткожей, — пояснил Джек. — И кстати, твои новые зубы сделаны из сверхпрочного полимера. При желании можешь перекусить ими гвоздь.
Клов закрыл глаза, снова открыл их. Джек, Тори и Уманский сидели на бордюре. Рядом с Джеком капитан увидел незнакомого мужчину. Это был парень лет тридцати, невысокий и худощавый, с ежиком темных волос. Лицо у него было темным и сухим, как жареный хлеб, а голубые глаза были того чистого оттенка, который принято называть небесным.
Одет незнакомец был в черную, заношенную кофту, поверх которой красовался отливающий металлом рефтоновый бронежилет — причем более продвинутой модификации, чем у командора Джека. Насколько Клов мог судить, этот бронежилет мог выдержать удар энергетической волны в восемь, а то и в девять регуларов. На лбу у парня поблескивали задранные выпуклые очки на резиновом ремешке.
— Кто ты? — спросил Клов.
— Сборщик, — ответил парень приятным, спокойным голосом.
На плече у него висело оружие с коротким, толстым стволом. Клов понял, что это «Кирлиан», сверхсовременная штурмовая винтовка, обладающая огромной разрушительной силой, о которой ему рассказывала Тори.
— Ты один из тех парней, которые собирают куски серой мантии и переправляют их на Гею-Регину?
Он кивнул:
— Да.
— Это ты меня спас?
— Скорее — она. — Сборщик похлопал ладонью по штурмовой винтовке.
— Тварь укусила меня в плечо.
— Мы продезинфицировали рану и вкололи тебе универсальный антидот. Плюс — лошадиную дозу антибиотиков, — успокоила капитана Тори.
Клов несколько секунд молчал, обдумывая ситуацию, затем снова посмотрел на незнакомца.
— Значит, ты — телеоник?
— Бывший, — сказал сборщик. — Год назад меня подвергли насильственной регрессии. С тех пор я перестал быть телеоником.
— Но у тебя должны были сохраниться остаточные навыки. Ты все еще можешь вступать в ментальный контакт с серой мантией?
Сборщик усмехнулся:
— Если бы. Все, что я могу, это чувствовать близкую опасность. Но для того, чтобы чувствовать опасность, не нужно быть телеоником. На Земле опасно всегда.
Клов сел на асфальте и покрутил головой, разминая затекшую шею. Потом посмотрел на Джека и сказал:
— Я думал, сборщики — наши враги.
— Сборщики — враги Космоцентра, — отозвался командор, счищая с автомата пыль влажной салфеткой, пропитанной спецраствором. — У меня лично к ним никаких претензий нет.
— У меня тоже нет претензий к наблюдателям, — сказал сборщик. — Вы не трогаете нас, мы не трогаем вас. Кроме того, вы занимаетесь важным делом. Ваша работа заслуживает уважения, ребята.
— О вашей «работе» этого не скажешь, — заметил Джек, проверяя, не заедает ли затвор автомата. — Вами движет алчность, вы рискуете своими шкурами ради материальных благ.
— Деньги позволяют приобрести не только материальные блага, — возразил сборщик.
— Да ну? — Джек устремил на него холодный, внимательный взгляд. — Ты, должно быть, говоришь о мескате?
— И о нем тоже. Мескат способен перенести человека в другие миры и даже создать новые.
— Ты это впаривай тем фантазерам, которых утомила реальная жизнь и которые готовы променять ее на долгий кошмарный сон, — вмешался в разговор Уманский.
Парень перевел на него взгляд.
— Тем, кто принимает мескат, не снятся кошмары, — сказал он.
— Ты-то откуда знаешь?
— Знаю.
Уманский вынул из пачки влажную салфетку, снял автомат с плеча и положил его на колени. Потом посмотрел сборщику в глаза и сухо поинтересовался:
— И сколько людей вы уже подсадили на эту дрянь?
— Точное количество людей, употребивших мескат, мне неизвестно, — сказал сборщик. — Кроме того, я никого ни на что не подсаживаю.
— Ну, не ты, так твои подельники на Гее-Регине. Все вы там одним миром мазаны. Больницы забиты наркошами, впавшими в кому. Они, видите ли, «пребывают в иных мирах», а в нашем, родном, мире санитарки втыкают им в мочевые пузыри катетеры и с утра до вечера переворачивают этих бедолаг с одного бока на другой, чтобы не образовались пролежни.
